Опасный маскарад - [82]

– Я понимаю, мэм, вы щадите мои чувства. Но может быть, вся перемена в этом высоком галстуке и в зачесанных назад волосах? А в образе мисс Мерриот я всегда культивировал крайне непринужденный стиль.

– Н-ну, – медленно произнесла миледи. – И потом, мисс Мерриот была сплошная изысканность, а ты, дитя мое, ты... прямо сплошные мускулы и... je ne sais quoi, даже не знаю что.

– Надеюсь, мускулов у меня хватает, мэм, – скромно заметил Робин.

Несомненно миледи была права. Вместе с юбками Робин отбросил и все жеманство мисс Мерриот. У Кэйт была семенящая походка – у Робина крупный, быстрый шаг. Кэйт была томна – Робин энергичен. Кэйт то и дело принимала театральные позы, – а каждое движение Робина было быстрым и решительным. Кэйт могла говорить манящим голосом сирены – речь Робина была простой и сильной, точно так же как взгляд его был острым в отличие от кокетливого взора Кэйт. Объяснение было в том, что Робин был прирожденным актером. Он не просто играл роль, он полностью перевоплощался в нужный образ. Миледи Лоуестофт часто изумлялась совершенству его игры, поразительному вниманию к каждой детали женского поведения, но сейчас она подумала, что только теперь, когда он сбросил с себя женское обличье, она может поистине оценить его дар.

Миледи еще раздумывала об этом, когда с дороги донесся стук копыт. Через одну-две минуты они услышали, как у подъезда остановилась двуколка.

Робин всматривался в окно.

– Наконец-то Джон!.. О Господи, мэм, да с ним сам старый джентльмен!

Очевидно, Марта тоже не ложилась, чтобы впустить приехавших, потому что уже через несколько мгновений дверь будуара отворилась и вошел лорд Бэрхем, как всегда изысканно одетый, в алом камзоле для верховой езды под плащом, в светло-коричневых штанах и высоких сапогах.

– О, Роберт! – воскликнула миледи. Милорд изящно поцеловал ей руку, хотя и без обычных изъявлений восторга. Суровый взор его был устремлен на сына.

– Все это дело, – грозным голосом провозгласил милорд, – плачевно в высшей степени! Оно испорчено и загублено невероятным образом.

Джон, вошедший вслед за милордом, закрыл дверь.

– Всю дорогу он так, – шепнул он Робину. – Мы бы уже час назад приехали, кабы ему не приспичило во что бы то ни стало переодеваться, – добавил он.

– Я не привык разъезжать по полям в костюме для бала, – уничтожающе парировал милорд.

Было видно, что он глубоко расстроен. Леди Лоуестофт похлопала по дивану рядом с собой.

– Но сядьте же, дорогой мой Роберт! – произнесла она умильным голосом.

Милорд сбросил плащ.

– Прими! – коротко сказал он Джону. Тот повиновался, криво улыбаясь. Милорд поправил манжеты и наклонился смахнуть пылинку с сияющих сапог. Затем подошел к камину и, полностью игнорируя приглашение миледи, повернулся спиной к огню.

– Испортили и загубили! – повторил он. Казалось, что он обращается ко всем и ни к кому в частности. – Что, мои планы недостаточно хороши, что, они нуждаются в исправлениях? Что, у меня что-нибудь оставлено на волю случая? Со мной можно не считаться, отстранять меня, исправлять меня? Не повиноваться мне?!

Его слушатели чувствовали, что ответа от них не ожидают. Робин сидел верхом на стуле, положив руки на спинку и опираясь о нее подбородком, и терпеливо ждал.

Милорд обвел глазами комнату и прогремел:

– Нет и нет! – таким тоном, что миледи вздрогнула. – Вначале я составил планы. Они были великолепно продуманы. Я даже не воздаю себе должное – они были совершенны! Я дал приказы – понять их мог даже ребенок. Но только не мой сын. Разве я приказывал, чтобы Прюденс вмешивалась в это дело? Нет. Я говорил моему сыну, что желаю, чтобы он проводил мисс Грейсон домой, когда все будет кончено? Нет. Ни один человек, мало-мальски знающий меня, не решился бы и предположить, что я могу измыслить такую глупость. Мои же дети посчитали меня за нуль. Они вмешались в мой замысел! – Его пронзительный взор блистал огнем.

Робин вздохнул, не сводя взгляда с отца; миледи растерянно моргала; Джон, неподвижно стоявший у двери, сжал губы и смотрел на милорда так, как взрослый мог бы смотреть на утомительные выходки ребенка.

Обвиняющий взор милорда по очереди останавливался на каждом.

– Мое терпение и так превосходило все мыслимые границы. Когда до моих удивленных, моих неверящих ушей дошло все это, разве я дал волю справедливому негодованию? Нет, не дал. Возможно, я позволил мягкому упреку слететь с моих губ. Вполне довольно, сказал бы любой, чтобы предупредить моих детей, что в будущем они должны повиноваться каждой букве моего приказа. Но они не повиновались, они совершили вопиющую ошибку. Какой прок в моем порицании? Я промолчал. Я только сказал: «Ничего не делайте без моего приказа. Ждите моих указаний!» Когда вы приехали сюда – чего я не одобрял, – я именно это и сказал. Джону, моему слуге, я заявил еще более ясно: «Если что-либо случится с моими детьми, немедленно сообщи мне». Неуважение ко мне проявили не только мои дети, но и Джон.

– Как бы не так, милорд! И я вам твержу об этом целый час, коли не больше, что я как раз ехал к вам, когда встретил сэра Энтони. Кабы вы меня выслушали...