Опасный дневник - [66]

Он притворился, что не замечает нахмуренного лица мальчика, и рассказал о том, что вчера на Морской улице приключился пожар. Сбежался народ, и огонь потушили.

— Во время этого пожара, — продолжал Порошин, — четыре каких-то гвардии офицера напали на шедшего по улице человека в кафтане малинового цвета, с позументами, и все очень кричали. А потом человек этот вынул шпагу, встал в позитуру, и офицеры от него отошли.

— Человек в малиновом платье уж конечно был немец, — сказал великий князь.

— Из чего изволили заметить, ваше высочество? — спросил Порошин. — В точности мне узнать не привелось, но по голосу его похоже, что русский. Да уж не думаете ли вы, что наш человек не мог иметь столько предприимчивости и мужества? Ежели так, то чувствительно изволите ошибаться. Храбрость российского народа и многие изящные его дарования как по истории известны, так и на нашей памяти в последнюю войну всему светит доказаны и от самих неприятелей российских признаны.

Павел утвердительно качнул головой.

— Сверх того, — закончил Порошин, — такие необдуманные вашего высочества отзывы могут расхолодить сердца подданных, которые ныне все единодушно горят к вам усердием и верностью.

— Без сомнения, так, Семен Андреевич, — сказал Павел, — я это все понимаю. Только мне отчего-то подумалось, что ссору начал человек в малиновом кафтане, а мне кажется, что немцы всегда в малиновых кафтанах по трактирам ходят и делают забиячества.

Объяснение было не очень ловко придумано, однако извинительный тон позволял воспитателю его принять.

— Не знаю, как возникло такое убеждение вашего высочества, — сухо сказал Порошин. — В моих лекциях ни о чем похожем не говорилось, да и Тимофей Иванович о немцах в трактирах с вами не беседует. Но отчего ж вам было сразу не изъясниться в этом духе, не заставляя меня пускаться в длинные рассуждения?

Следующий день прошел без происшествий. Павел отлично выучил урок и ответил его Порошину. Видимо, настроение великого князя изменилось, он попытался даже приласкаться к Порошину, спрашивал у него, где самая сильная крепость и как называются реки, текущие в Сибири, полагая, что вопросы заставят Порошина разговориться, что уже случалось. Порошин, и верно, начал было рассказывать с воодушевлением, но спохватился и ответил только, что о крепостях подробно доложить не может и что крепости сильны не своими стенами, но решимостью обороняющего их войска, потом назвал сибирские реки — Обь, Енисей, Ангару, Лену, Индигирку. А вскоре попрощался и ушел домой.

Воскресенье Порошин провел во дворце, слушал проповедь отца Платона, обедал, разговаривал с великим князем, точнее — отвечал на его вопросы, но будто бы не замечал желания мальчика помириться. Трудно было Порошину принудить себя к односложным, холодным ответам, однако он рассудил, что Павла надо отучать слушать наушников, и выдерживал характер. Дружба и доверие — не шутка, от мальчика можно требовать устойчивости мнений. И что за цена близости, которую прервать может любой сплетник?

Порошин ждал, что Павел раскается и признает себя виновным в ссоре, но прошел еще один день, прежде чем примирение состоялось.

В понедельник отношения были натянутыми. За обедом говорили не много. Великий князь обращался с вопросами к Порошину, однако пространных ответов не получал.

На послеобеденном уроке воспитатель объяснял деление дробей. Ученик слушал его и вдруг спросил:

— Долго ли нам так жить, Семен Андреевич?

Порошин растерялся от неожиданности вопроса и едва сумел сказать:

— Сколь мне чувствительна несправедливость вашего высочества, изъяснить не умею. Могу только сказать, что гневаетесь на меня вы напрасно. Однако, чтобы от занятий не отклоняться, возвратимся к дробям. Павел утер слезу, побежавшую по щеке, и тихо проговорил:

— И мне худо, Семен Андреевич…

Наутро, едва Порошин собрался войти в опочивальню великого князя, тот выбежал ему навстречу, обнял и принялся целовать, приговаривая:

— Прости меня, голубчик, я виноват перед тобою, поверил всяким глупостям. Вперед уж никогда больше ссориться не будем. Вот тебе моя рука!

Порошин поцеловал руку великого князя.

— Да будет так, ваше высочество, — сказал он. — Не забывайте лишь своего слова!

2

Красносельский лагерь и маневры имели большое значение для императрицы. Прошло три года ее царствования. Известно было, что прежний государь ничем другим, кроме армии, не занимался и, что говорить, дисциплину в ней держал, а строевое ученье довел до предела совершенства — солдаты маршировали как заведенные, по команде «смирно» переставали дышать. Екатерина же вела тысячу гражданских дел, втихомолку писала «Наказ» для тех, кто будет составлять новый свод законов, и за военными упражнениями не наблюдала. Что за последние годы произошло с русской армией, стала она лучше или хуже, чем была, новые генералы побойчее тех, что командовали в Семилетнюю войну или столь же осмотрительны и неторопливы?

Вице-президент Военной коллегии, — президента туда императрица не поставила, предпочитая управлять российскими войсками самолично, — Захар Григорьевич Чернышев во всем соглашался с матушкой царицей и начал исподволь готовить полки для маневров.