Опасные желания - [2]

– Ну-ка скажи мне, что ты видишь.

Я напрягла зрение, всматриваясь в рамку сквозь сетку. Здесь было больше сот, золотых, похожих на цветные стекла. В середине почти каждой ячейки виднелась белая крапинка не больше ячменного зерна.

– Это ведь яйца, да?

– Очень хорошо. И что это значит?

Вопрос застал меня врасплох, я почувствовала себя школьницей, маленькой, не старше Сейди, с торчащими коленками.

– Что матка откладывает яйца?

Папа хмыкнул, соглашаясь с моим утверждением и предлагая продолжить.

– А если она откладывает яйца, то это хорошо, так ведь? Рой здоров.

Папа согласно кивнул:

– Это значит, что у колонии есть матка. – Он указал на яйца. Его жесты, обычно уверенные и быстрые, замедлились из-за толстых перчаток. – Яйца такого размера означают, что матка заглядывала сюда не больше трех дней назад. Когда проверяешь ульи, нужно всегда искать свежие яйца. Если их нет, значит, рой вымирает.

Папа поставил рамку на место, достал еще одну и показал мне личинки – пухлые белые комки, совсем не похожие на жужжащих у нас во дворе пчелок. В другой рамке лежали куколки, запечатанные в медовые коконы. Они спали, продолжая расти.

– Эти вылупятся уже через несколько дней, – с одобрением произнес папа. – Новые рабочие пчелы или трутни. Наш улей процветает, Эллери. Давай-ка поставим все на место, и пусть просыпаются. Проверим мед в следующем месяце.

– А с ними все будет в порядке?

Мой голос прозвучал встревоженно, и это страшно меня разозлило. Я же знала, что все будет хорошо. У папы ни разу не погибал рой. Но теперь, увидев, как все в улье взаимосвязано, рассмотрев все вблизи и подержав в руках, я с новой силой почувствовала хрупкость пчелиного существования. Забудешь вернуть рамку в улей – и пчелы заполнят пустоту сотами так плотно, что придется ломать улей. Неровно приладишь крышку, оставишь маленькую щелочку – и пчелы не смогут отрегулировать температуру внутри. Будут жужжать, махать крылышками, пытаясь согреть улей, и в итоге погибнут от усталости.

– Конечно, все будет в порядке. Ты сегодня отлично справилась.

Я залилась румянцем от удовольствия. Мне хотелось впечатлить папу, доказать, что я ничуть не хуже Сэмюэля. Это он должен был стоять на моем месте в шляпе с сеткой. Но после завтрака брат улизнул, и папино лицо стало мрачным, как грозовые тучи над горными вершинами.

За лето Сэмюэль сильно изменился. Едва закончив домашние дела, он убегал с фермы со своим лучшим другом Уинтропом Маллинзом, а порой даже оставлял нам, девочкам, недоделанную работу. Сэм часто спорил с папой по мелочам, пока оба не краснели от злости, стиснув зубы и насупившись. Мама говорила, что он, наверное, бегал к девушке, но я не представляла, кто может быть его избранницей. Мы с моим братом-близнецом никогда ничего друг от друга не скрывали, и я не могла поверить, что у него теперь от меня секреты.

Мы надежно закрепили крышку улья. Опередив папу, я подняла дымарь и предложила отнести его в сарай. Отойдя от ульев на приличное расстояние, папа снял шляпу и сунул туда скомканную сетку вместе с перчатками.

– Похоже, зима будет хорошая, – предсказал он, размахивая на ходу руками.

Я улыбнулась, услышав, что он, фальшивя, насвистывает мелодию.

– Что это за растение? – спросил папа, указывая на розовые цветы у тропинки.

Я сняла шляпу, присмотрелась и гордо воскликнула:

– Огненная трава!

Папа недовольно цокнул языком:

– А настоящее название?

Пытаясь вспомнить вид, записанный мелким почерком в папиной ботанической книге, я с запинкой, неуверенно выговорила по-латыни:

– Epilobium angustifolium?

Папа улыбнулся:

– Очень хорошо.

– Может… может, я помогу тебе и со следующей проверкой? – спросила я, решив воспользоваться его хорошим настроением.

Он кивнул, и мое сердце радостно подскочило. Папа был немногословен, если только речь не шла о пчелах, – тогда он мог говорить часами.

Я завидовала Сэму, который родился всего на несколько минут раньше меня да еще и мальчиком. Он всегда шел в сарай вслед за папой не оглядываясь, спокойный и уверенный в своем месте в мире. А я тем временем сидела дома и ждала, когда наконец наступит новый этап в моей жизни. Ждала, когда за мной придет мальчик и даст мне новую роль. Роль жены. Роль матери. Все ждала. Ждала. Ждала. До сегодняшнего дня.

Я еще немного постояла в сарае, вцепившись пальцами в сетку. Было страшно разжать руки и отпустить волшебство этого вечера. Но вдруг у меня под пальцем раздалось гневное жужжание. В сетке запуталась пчела. Я попыталась осторожно распутать ткань и освободить насекомое, яростно перебиравшее лапками.

– Только не жаль, только не жаль, – зашептала я. – Я просто хочу помочь. Сейчас я тебя выпущу…

Жало вонзилось мне в палец, а по округе разнесся мучительный крик. Кричала не я.

Папа выскочил на улицу, откуда уже доносились новые вопли и крики. Это было не похоже на детскую игру, перешедшую в драку. Такую рану не спрятать под повязкой, такую боль не унять поцелуем в разбитую коленку. Крик эхом разнесся по долине и превратился в неясную какофонию боли и отчаяния.

– Эллери, сходи за матерью. Пойдем в город. – Папа был уже на полпути к дороге, ведущей в Эмити-Фолз.