Опасные тропы натуралиста (Записки ловца змей) - [15]

— Хозяин чем-нибудь тебя обидел?

— Что ты, Курбан-Нияз, здесь очень хорошо. Нас встретили как родных. Просто и мне и всем остальным очень неприятно, что из-за нас добрым людям нет покоя.

— Тогда нельзя переходить. По обычаю гор, чем больше гостей в доме, тем больше хозяина уважают. Если гость покидает дом и уходит в другой, доброе имя хозяина уходит вместе с ним. Это кровная обида хозяину!

Пришлось нам остаться в том же доме, и нашествие гостей продолжалось.

О чем бы ни говорили гости, а начинали они с разговоров, не имевших никакого отношения к змеям, беседа неизменно заканчивалась темой о змеях. Все мы (кроме шофера) хорошо знали узбекский язык и принимали в этих беседах активное участие. Всех нас осаждали вопросами, но больше всего Костю. Мы с дядькой обычно отмалчивались.

Костя охотно вступал в разговоры, но не столько отвечал на вопросы, сколько сам расспрашивал об окружающей местности и змеях, встречающихся в окрестностях кишлака.

В кибитке гости садились вдоль стен на кошму, перед ними расстилали дастархан[11], подавали лепешки, сладости и сухие фрукты. Время от времени в дверь кибитки просовывалась женская рука с горячим чайником. Неторопливое обстоятельное чаепитие продолжалось весь день.

Вандоб — сравнительно небольшой кишлак, и все же ежедневно в кибитку приходило десятка два мужчин. Большинство из них составляли довольно молодые горцы, однако и самые уважаемые вандобцы — седобородые аксакалы[12] — не обходили кибитку нашего хозяина. Аксакалы всегда приходили чуть попозже молодых, и, как бы ни тесно было в кибитке, старикам обязательно находилось удобное место в почетном углу. Все горцы — и старики и молодые — держались с достоинством, но без заносчивости. На дружеские шутки обижаться не полагалось. Наоборот, весельчаки-острословы пользовались особым уважением. Удачная шутка или не менее удачный ответ вызывали такой взрыв дружного хохота, от которого, казалось, даже стены кибитки ходили ходуном. У стариков верховодил наш хозяин — седой как лунь, рослый, но уже слегка сгорбившийся старожил Вандоба усто[13] Мамашарип, у молодежи — учитель кишлачной школы Карим-домулло[14].

До нашего приезда в Вандоб аксакалы по пятницам обычно собирались в кишлачной мечети, где имам[15] кишлака после молитвы читал им Коран и священное писание мусульман — хадисы Сунны. Послушать это чтение заходили и мужчины помоложе. После нашего появления поведение мужчин изменилось. В первую же пятницу почти все они сидели в нашей кибитке.

Имам кишлака — мулла Кори[16]-Абдусаттарб до этого тоже был среди гостей, но в пятницу не пришел. В полдень, когда, как обычно, раздались его крики, созывавшие односельчан на молитву, только один из стариков кряхтя поднялся с кошмы, вышел из кибитки и медленно поплелся к мечети. Все остальные мужчины словно не слышали надсадных завываний муллы.

На следующий день, в субботу, мулла Кори-Абдусаттар пришел к нам, как и раньше, но, здороваясь, поджал губы и укоризненно заметил, что о боге и молитве забывать нельзя. Все горцы промолчали. Мулла уселся на свое обычное место и молча принял предложенную ему пиалу с кок-чаем. Однако через несколько минут и он принял участие в общем разговоре. В это время Костя, расспрашивая о чем-то одного из гостей, достал записную книжку и делал в ней какие-то пометки. Как это иногда случается, все почему-то притихли, и вдруг раздался негромкий, но слышный всем голос муллы Кори-Абдусаттара:

— Правильно, Костя, запиши, запиши, как найти это место! Там ты обязательно найдешь клад, который ищешь!

Тишина в кибитке сразу стала напряженной.

— О каком кладе вы говорите, почтеннейший мулла? — не отрываясь от записной книжки, спросил Костя.

— О том самом, который вы пытаетесь отыскать, пользуясь людским невежеством! — притворно сокрушенно вздохнув, язвительно ответил мулла.

Костя отложил записную книжку и повернулся к мулле:

— Вы сказали: «пользуясь людским невежеством»?

Мулла сверкнул глазами и, словно стреляя в упор, отрывисто бросил:

— Да!

— Откуда вы это взяли, почтеннейший мулла?

— Эх, Костя, Костя, — покачал головой мулла Кори-Абдусаттар. — Ученый ты человек, а не знаешь того, что божье слово все равно будет выше любой твоей науки. От всевышнего не скроешь никаких черных намерений. Любое тайное намерение можно разгадать, если знать священные хадисы Сунны! Священное писание содержит все мысли людские, и никто ничего нового придумать не может. Все предопределено аллахом!

— Подождите, почтенный мулла… — пытался остановить его Костя.

— Нет! Я не буду ждать! Хватит вам морочить головы простым людям! Пусть все узнают правду! — почти закричал мулла Кори-Абдусаттар. — Слушайте меня, люди! Слушайте, что говорит священная Сунна!

В кибитке и без того было тихо, а после этих слов тишина стала звенящей.

— Вчера, в день святой пятницы, читал я святую книгу хадисов. Никто из вас, нечестивцы, — обратился мулла к старикам, — не пришел ни помолиться, ни послушать слово божие! Вы предпочли, как бабы, развесить уши и внимать тому, кто дурачит вас, выманивая сокровенную тайну! Если бы вы слушали святое слово в мечети, то не отверзли бы уста свои перед нечестным человеком!