Опасные соседи - [86]

Из новостей я знал, что тебя посчитали ребенком Мартины и Генри Лэмов. Мою «предсмертную записку» приняли за чистую монету. Не было проведено никаких тестов ДНК, чтобы опровергнуть это предположение. Помня условия завещания моих родителей, я подумал, что однажды ты еще вернешься в мою жизнь. Но я понятия не имел, существует ли и по сей день этот трастовый фонд. А если он существовал, не изменил ли Дэвид его условия, пока он полностью контролировал мою мать. Мне было уже за тридцать. Я стал высоким блондином, мускулистым и загорелым. Я представился как Финеас Томсон.

«Я ищу информацию о семье, которую я когда-то знал, — сказал я. — Если не ошибаюсь, вы были их адвокатами. Семья Лэм с Чейн-Уолк».

Молодая женщина перебрала несколько бумаг, нажала несколько кнопок на клавиатуре и сказала мне, что да, они управляют имуществом семьи, но большего она сообщить мне не может.

Там был один милый юноша. Я поймал его взгляд, когда сидел в приемной. Я подождал снаружи до обеденного перерыва, а потом догнал его, когда он выходил из офиса. Его звали Джош. Еще бы! В наши дни всех зовут Джош.

Я привел его к себе домой, кормил его, трахал, и, как и следовало ожидать, поскольку я лишь использовал его, он по уши влюбился в меня. Мне потребовалось меньше месяца притворства, пока я делал вид, что тоже его люблю, чтобы он нашел документы, скопировал их и принес мне.

И там, черным по белому, точно так же, как указали мои родители, когда я был младенцем, а Люси еще даже не родилась, дом номер шестнадцать по Чейн-Уолк и все его имущество должно храниться в доверительном управлении для потомков Мартины и Генри Лэм до тех пор, пока старшему не исполнится двадцать пять лет. В конце концов Дэвиду не удалось наложить на него свою грязную лапу, и, похоже, Люси так и не появилась, чтобы заявить о своих правах на наследство. Оно все еще было ничьим, ожидая, когда тебе исполнится двадцать пять. Кто-то более циничный, чем ты, наверняка подумал бы, что я пришел, чтобы найти тебя, лишь с той целью, чтобы самому заполучить мое наследство. В конце концов, у меня не было никаких доказательств того, что я Генри Лэм, поэтому я никак не мог потребовать дом для себя, а с тобой в моей жизни у меня появился бы шанс получить то, что по праву принадлежало мне. Но нет, дело не в деньгах. Денег у меня много. А в том, что я хотел поставить в этой истории точку. А также в тебе, Серенити, в той связи, что соединяла меня с тобой.

Итак, в июне этого года я снял квартиру на другом берегу реки. Я купил бинокль и следил за домом с террасы.

Однажды утром я вскарабкался по задней стене дома на Чейн-Уолк и провел целый день на крыше, разбирая мумифицированный скелет Берди. Разбирая ее крошечные косточки. Я сложил их в черный пластиковый пакет, который темной ночью бросил в Темзу. Он был на удивление маленьким. Я провел ночь на своем старом матрасе и вернулся в арендованную квартиру на следующее утро. А потом, четыре дня спустя, сюда пришла ты. Ты и адвокат. Вы оторвали доски. Открыли дверь. Закрыли ее за собой.

Я с облегчением вздохнул.

Наконец-то!

Ты вернулась.

65

Либби смотрит на Люси.

— Что случилось с Фином? После того, как ты оставила его у доктора Броутона? В смысле, ему стало лучше?

— Да, — говорит Люси. — Он поправился.

— Он все еще жив?

— Насколько я знаю, да.

Либби закрывает рот руками.

— О боже! — говорит она. — И где он?

— Не знаю. Я не видела его с восемнадцати лет. Несколько лет мы с ним вместе жили во Франции, а потом потеряли связь.

— А как вы оба оказались во Франции? — спрашивает Либби.

— Благодаря доктору Броутону. Вернее, скажем так: у него был какой-то знакомый, который отвез нас туда. Доктор Броутон, казалось, знал всех. Он был — как бы это выразиться? — человек со связями. У него всегда имелся номер, по которому он мог позвонить, ответная услуга, которую он мог потребовать, некий нужный человек, который знал другого нужного человека. Он был частным врачом некоторых очень известных преступников. Думаю, его не раз будили посреди ночи, чтобы он у себя дома зашил огнестрельные ранения.

И как только он увидел нас в новостях, он просто хотел, чтобы мы исчезли. Через неделю после того, как я постучала в дверь доктора Броутона, он сказал, что мы поправились и можем уйти. Человек по имени Стюарт засунул нас в кузов фургона «Форд Транзит» и отвез по Евротоннелю до самого Бордо. Затем привез нас на ферму к женщине по имени Джозетт. Это еще одна знакомая доктора Броутона. Она разрешила нам остаться, и мы провели у нее несколько месяцев в обмен на помощь по ферме. Она не спрашивала, кто мы такие и почему мы там оказались.

— Мы с Фином, мы не… То, что произошло между нами раньше, было лишь следствием ситуации, в которой мы оказались. Когда же мы обрели свободу, мы вновь стали друзьями. Почти как брат и сестра. Но мы все время говорили о тебе, гадая, как ты поживаешь, кто заботится о тебе, говорили, какая ты хорошенькая, какая замечательная, какой красавицей ты вырастешь, и как здорово, что мы тебя сделали.

— А вы когда-нибудь говорили о том, чтобы вернуться за мной? — задумчиво спрашивает Либби.