Опасные пути - [30]

Все бешенее кружились пары, все громче раздавались крики: “Живей! Живей!” — и хлопанье в ладоши; все крепче притоптывали ноги, вздымая облака пыли.

Маркиз де Грансэ, граф Шатилэон, молодой герцог де Ноайль и де Прад танцевали с темноволосыми подругами солдат. Лица девушек пылали от выпитого вина, возбужденной чувственности и безумно быстрого танца. Обняв своих кавалеров, они дико носились по комнате, подобно вакханкам, целуя хохочущих офицеров. Какой это был контраст с блестящими залами Лувра, где еще несколько недель назад эти же танцоры танцевали чинные танцы с придворными дамами королевы-матери!..

Танцы все еще продолжались, когда часть офицеров направилась в другую комнату. По-видимому это были спокойные, положительные люди, желавшие избежать отвратительного зрелища и не хотевшие слушать непристойные разговоры. Однако занятие, к которому они стремились, было, пожалуй, еще хуже. Один из офицеров вынул из кармана карты и громко крикнул:

— Пожалуйте, господа, пожалуйте!

Очевидно он хорошо знал свою публику, потому что, едва он успел произнести эти слова, как уже целая толпа искателей приключений в мундирах окружила стол. Замелькали карты, зазвенели золотые монеты. Скоро начали раздаваться проклятия; некоторые из играющих вернулись туда, где танцевали. Банкомет явно выигрывал.

Вдруг в комнату вошел высокий офицер в форме пехотного полка имени герцога Вандома.

Серый казакин небрежно сидел на его плечах, шпага висела на богато-вышитой перевязи.

— Десять дукатов на даму! — крикнул он.

— А-а! — раздалось в ответ ему общее приветствие.

— Матадор! Матадор! Ну, теперь пойдет крупная игра, — заговорили на нижнем конце стола.

Граф Сартиг, метавший банк, встал со своего места и, поклонившись вновь прибывшему, произнес:

— Ваша ставка принята, маркиз, хотя талия уже началась. Ну, ничего! Я очень рад Вам!

Маркиз улыбнулся гордо и вместе с тем приветливо и бросил на карту десять дукатов. Карта была дана. Маркиз удвоил ставку. Казалось, его присутствие приносило несчастье банку, потому что с каждой новой ставкой граф де Сартиг все более и более проигрывал.

Маркиз собрал свои деньги и отвернулся от стола.

— Что же, Бренвилье, Вы больше не ставите? — спросил граф.

— Дайте мне немножко отдохнуть, милейший граф, — ответил маркиз де Бренвилье, — все равно вечером ведь я оставлю у Вас свои деньги; но мне необходима хоть на несколько минут перемена занятия. Сейчас поставлю опять; надо же, чтобы, наверное, хоть на одном из нас нашли полный кошелек, иначе и наши трупы не будут иметь никакой цены. Между тем французский дворянин и умереть должен прилично, чтобы, по крайней мере, стоило ограбить его.

Все захохотали. Перемена занятия состояла для маркиза в том, что он принялся обнимать и целовать хорошенькую, но с дерзким лицом, продавщицу за стойкой. Девушка по-видимому уже привыкла и к маркизу, и к его ласкам, так как звала его просто по имени. Об руку с ней маркиз выскользнул из комнаты.

Когда он снова появился, то был уже порядочно пьян. Подойдя к игорному столу, он вытащил из кармана своих широких шаровар значительную сумму денег и, ударив кулаком по столу, принялся ставить куш за кушем, все время выигрывая. Под влиянием азартной игры и опьянения он вовсе не замечал тяжелых вздохов офицера, стоявшего рядом с ним. Это был молодой человек лет двадцати пяти; черные волосы обрамляли его прекрасное лицо с изящным овалом, маленькие усики чуть-чуть оттеняли прелестный рот. Он был высок и тонок, но крепко сложен. Смуглое лицо поражало строгостью линий.

Он сидел рядом с Бренвилье, плечо к плечу, поставив перед собой свою шпагу, на которую время от времени опирался подбородком. Следя за своей картой, он вытягивал шею; когда она была бита, он с тихим проклятием откидывался на спинку скамейки и дрожащими руками долго шарил в карманах камзола, наконец вынимал довольно тощий кожаный кошелек и нерешительно, украдкой ставил на карту золотую монету. Но счастье не благоприятствовало ему. До того, как Бренвилье вторично появился у зеленого стола, молодой человек раз двадцать пытался отыграться, но каждая его карта была бита.

Увидев, что его деньги снова перешли в руки графа де Сартиг, он упал на свою скамейку и яростно ударил кулаком по столу. Он был вне себя. Затем, выскочив из-за стола, он поспешно подошел к стойке и залпом выпил два больших стакана крепкого венгерского вина, а после этого, шатаясь, неверными шагами вернулся к игорному столу. Из его руки выкатилась на карту золотая монета. Карта была бита. Молодой офицер заскрежетал зубами от ярости. Он видел, как сидевший рядом с ним Бренвилье потянул к себе груду золота.

— Ни в чем нет счастья! Ни в чем! — пробормотал молодой офицер, — куда бы я ни обратился. Все выигрывают, все имеют свои радости, а я — никогда, ничего. Ни в чем мне не везет! Просто хоть душу продать черту!

Вероятно этот монолог был высказан довольно громко, так как маркиз обернулся к злополучному игроку, ударил его по плечу и с участием промолвил:

— Товарищ, нечего вешать голову! Не всякий день бывает масленица. Чего не дождался сегодня, получишь завтра.