Опасные игры - [36]

– Видишь? – спросил он, нажав на кнопку. Мишка начал танцевать.

– Это игрушка Бена? – спросила я.

– Это видеокамера.

Ну и дерьмо.

– Такие камеры ставят в детских комнатах, когда не доверяют няням. Бен сюда не приезжает и, может быть, не приедет никогда, но если бы мне пришлось нанять помощницу, без этой штуки я бы не обошёлся. В наше время никому нельзя доверять, – он ухмыльнулся мне. – В восемь часов вечера я нажал на запись. Не важно, куда ты теперь пойдёшь и что будешь делать, всё осталось на плёнке. Ты в заднице, Элли. Тебя закрыли, а ключ проглотили. Ты пойдёшь по стопам родителей, но, в отличие от них, сбежать тебе не удастся. Знаешь, иногда я смотрю на тебя и вижу, что ты загнана в клетку. Скоро ты там окажешься в буквальном смысле, – фразы вылетали из его рта, как сигаретный дым.

Мне доводилось пережить много всего. Меня пугали до смерти. Дважды избивали до потери сознания. Однажды ломали пальцы. Меня унижали, мне изменяли, меня отвергали. Но, не считая того момента, когда мою ногу облили кислотой, момента, с которого начался мой путь, я никогда не была испугана так же сильно, как теперь, с руками за спиной сидя на стуле Кэмдена и понимая, что всё моё будущее – в кишках плюшевого мишки.

Я посмотрела ему прямо в глаза, с трудом вдохнула.

– Чего ты от меня хочешь?

– Чего я от тебя хочу? – повторил он, ставя медвежонка на стол и глядя на меня. Я громко выдохнула.

– Да. Чего ты хочешь? Сдать меня своему отцу или сначала помучить?

Он прислонился к стене, закусил губу.

– Конечно, помучить, мисс Уотт. Я очень долго ждал этого момента.

Моё лицо свело отчаянием.

– Ты точишь на меня зуб с самой школы?

Он натянуто улыбнулся.

– Всё не так примитивно, как ты думаешь. Разве ты не точишь свои зубы с самой школы?

– Но у меня есть причины!

Он поднял брови. Его глаза, матово блестящие, казались стеклянными.

– Да ты что? Думаешь, твоя нога и шрамы дают тебе право издеваться над людьми? Грабить их? Обманывать, делать гадости? Думаешь, это оправдывает твоё занятие?

– Ты не можешь представить, каково быть мной, – процедила я сквозь сжатые зубы. – Ты понятия не имеешь, через что я прошла.

– Представь себе, имею. Представь себе, мы когда-то дружили. – Он медленно приблизился, руку с пистолетом, словно задумавшись, завёл за спину. – Думаешь, если ты не видела моих шрамов, у меня их нет? Ты не знаешь, что значит боль, Элли. Тебе повезло, что ты можешь показать её всему миру. Но большинство людей скрывают свою боль так глубоко, где её никто не увидит. Пока не окажется слишком поздно.

Мне нечего было на это ответить. Он в чём-то был прав. Я не знала, как изранена его душа, и, не видя его шрамов, не могла о них рассуждать. Теперь я видела, что он настоящий псих с садистскими наклонностями, видела, что ему досталось сильнее, чем я думала.

– Ну, – сказала я, облизнув сухие губы, – я не знаю, что сказать, кроме того, что мне стыдно.

Он застыл посреди комнаты.

– Что, прости?

– Я говорю – мне стыдно. Честное слово, стыдно, стыдно. Я тебя обидела, – во мне словно прорвало плотину. – Я… я не хотела. Я была идиоткой. Настоящей стервой. И… и очень слабой. Я хотела, чтобы меня любили. Никто никогда не любил меня, а я просто хотела быть нормальной.

– Я тебя любил, – сказал он тихо. Я хотела ответить, но он продолжал: – Но, видимо, оказался для тебя недостаточно нормальным.

Я видела боль в его глазах, и моё сердце сжалось.

– Дело не в этом. Я просто не могла оценить твоей дружбы. Ты был моим самым первым в жизни другом. У меня не было никого, кроме родителей, и когда с моей ногой случилось такое… я уже не могла им доверять. Я хотела доверять тебе, Кэмден. Честное слово, хотела. Но я подумала – если я тебе нравлюсь, значит, с тобой что-то не так. И ты причинишь мне боль.

– Поэтому ты причинила мне боль первой.

– Да, – прошептала я.

Он кивнул. Судя по всему, эта версия его устроила.

– Тогда почему ты теперь решила меня ограбить?

Твою мать.

– Почему, – он принялся расхаживать по комнате, – ты решила меня ограбить? Почему теперь? Почему меня? – Он давился словами, как костью. – Зачем ты это сделала?

Мои руки, скрученные за спиной, сами собой сжались в кулаки, всё тело подобралось, чувствуя исходившую от него ярость. Бег или бой. Простой инстинкт. В тусклом свете комнаты Кэмден с его дикими татуировками и взлохмаченными волосами казался безумцем. Его зрачки метались вверх-вниз, как метрономы.

– Ты меня использовала, – безжалостно отрезал он. – Ты сделала вид, что я тебе нравлюсь, ты пошла на мой концерт. Ты заплатила какому-то пьянице, чтобы он стал твоим козлом отпущения. Не смотри на меня так. Прежде чем ты ушла, этот тип подошёл ко мне в туалете и рассказал про записку. Я вспомнил твой корыстолюбивый взгляд, я стал думать о том, о чём мне думать не хотелось. Ты слишком много раз обводила меня вокруг пальца, чтобы я не заметил этих сигналов. Я знаю, когда женщина что-то скрывает. Но ты продолжала. Мы пошли на свидание. Я не мог не понимать, к чему это приведёт. Ты пришла ко мне домой, ты переспала со мной, тебе понравилось, и ты всё равно это сделала. Ты говоришь, что в школе не была стервой. Ты говоришь, ты была слабой, ты просто хотела быть нормальной. И угадай что? Нормальной ты так и не стала. Ты по-прежнему слабая. И я вряд ли встречал ещё одну такую суку, как ты.