Опасность - [31]

– Я не виноват… – проговорил блондинчик. – Я тут… случайно зашел, честное слово! Вижу, дверь открыта…

Произнося эти слова, он одновременно двигался в сторону спинки кресла с покойником. Довольно-таки технично двигался, почти незаметно. Слишком технично для случайного прохожего.

– Замри! – сказал я, когда блондинчику уже показалось, будто он вот-вот спрячется от моего «Макарова». – Одно движение – и я стреляю.

Блондинчик послушно замер. И правильно. Это был один из тех случаев, когда лучше не спорить.

– Стреляю я неважно, – развил я блондинчику свою мысль. – Хочу, например, попасть в плечо, а попадаю в живот. Хочу попасть в руку – попадаю почему-то в сердце…

Дурацкая эта присказка обычно работала вполне эффективно. Но сегодня, вероятно, был какой-то особо невезучий день. Потому что за моей спиной веселый голос сообщил:

– Зато я стреляю отлично. И если уж хочу попасть в затылок – непременно попадаю почему-то в затылок… Ну, бросай свою пушку. Медленно, медленно… Вот так. А ты подними… Раззява, куда же твои глаза глядели?

– Он так неожиданно заскочил, – разнылся блондинчик, нагибаясь, чтобы подобрать мой пистолет. Я с трудом удержался, чтобы не дать ему пинка. Но удержался. Потому что при наличии второго пистолета за спиной этот акробатический этюд мог бы стать для меня последним. Проклятье! Если бы сейчас проводились отборочные соревнования по кретинизму, то я первым вышел бы в финал. Ну почему, интересно, я не сообразил, что киллеров может быть двое? Отчего не догадался, что один, вероятно, после удачного убийства преспокойно удалился в туалет. А когда я начал бузить, преспокойно вернулся… Поэтому раззява – это именно я, а никакой не блондинчик.

Чья-то рука сзади деловито обхлопала мои карманы и, пренебрегая бумажником, извлекла мое многострадальное удостоверение. Затем в поле моего зрения появился, наконец, и сам киллер номер 2. Был он тоже блондином, хотя и не таким ярким. Самое запоминающееся в нем было – длинные руки. Как у питекантропа или примата. В одной длинной руке номер второй держал «беретту», а в другой – мою эмбээровскую книжицу.

– Министерство безопасности Российской Федерации, – прочитал он вслух, продолжая удерживать меня под прицелом. – Что это за министерство такое? Никогда не слышал. Техникой безопасности, что ли, занимаетесь?

Отмщенный блондинчик радостно захихикал над шуткой своего напарника.

– Обычное такое министерство, – объяснил я, разглядывая останки григоренковской утвари. Книги… Гора посуды… Разбросанные газеты… Груда одежды… Ага, вот они, ножницы. Маникюрные, правда, но и до них не допрыгнуть. Хотя… – Занимаемся безопасными бритвами и безопасным сексом. Ну и мелкие услуги населению. Интимные…

– Это какие же? – полюбопытствовал рукастый с «береттой». Как видно, и он расположен был немного поболтать. Сразу ведь не шлепнул, хотя и мог. Гуманист, наверное.

– Да простые, – растолковал я. – Заиграет очко у какого-нибудь длиннорукого педика, а мы – тут как тут. С металлическим болтом и вазелином.

Я нарывался на оплеуху и немедленно ее получил. Рукастый, оскорбившись, тут же съездил мне по физиономии кулаком, в который была зажата «береттина» рукоятка. Удар был более чем чувствительным. Тычок, который я сегодня уже успел получить на шоссе от очкастого пирата, был слабее раза в два.

– О-ох! – простонал я и отлетел в угол комнаты, а отлетев, немедленно распластался лицом вниз между двух поверженных книжных полок. Такая уж моя незавидная планида: просто так мне ничего в руки не дается. Чтобы добыть с пола самую пустяшную вещь, вроде обрывка фотографии или – как сейчас – ножничек, приходится непрерывно падать. Рисковать здоровьем, костюмом и репутацией. Хорошо, что генерал Голубев не догадывается о степени моего падения. Ножнички, между тем, сами заползли уже в правый мой рукав и поместились в том месте, где у всякого уважающего себя шулера хранится пятый туз.

– Замочить его надо, – подал голос блондинчик.

– Ладно, – согласился, чуть помешкав, рукастый. – Считай, уговорил. Хороший гэбэшник – мертвый гэбэшник. А этот еще и хамло в придачу.

– Совсем оборзели, – вздохнул блондинчик, и я ему почти посочувствовал. Вот незадача: подрядились, наверное, пришить одинокого старца, а тут еще нарисовался какой-то чекистский нахал. Лишняя работа, за которую наверняка ведь не уплатят.

– Только тихо теперь, – приказал голос рукастого. – Это в прошлый раз ты мог побренчать стеклом, благо стены толстые… А тут стены обычные. Приколи его, пока не очухался.

– Это мы мигом, – бодро пообещал блондинчик, и я услышал, как щелкнуло выкидное лезвие ножа. Звук неприятный, но щелчок курка гораздо хуже. Потому что ножи у нас не любят пускать в ход на расстоянии. Надо подойти поближе, да замахнуться… Сейчас он подойдет. Сейчас он замахнется… Не дожидаясь, пока блондинчик опустит руку, я вскочил и перехватил ее сам. Левой рукой, что интересно. Рука парня рефлекторно разжалась, и отличный нож, освобожденный из пальцев, по сложной траектории пропутешествовал куда-то вбок и со свистом вонзился во что-то деревянное. Возможно, в шкаф. Самому мне некогда было следить за полетом ножа, потому что в эти же самые секунды маникюрные ножницы пропороли блондинчику щеку. Тот дико заверещал, щека окрасилась кровью, которая брызнула фонтаном во все стороны. Визг напарника и кровяной фонтан плохо подействовали на рукастого: он совершил первую глупость. Ему следовало бы приблизиться и уж если все-таки стрелять, то в упор, без промаха. Он же занервничал и выстрелил в меня с четырех шагов, откуда и у меня, и у блондинчика шансы получить его пулю были примерно равны. Мое положение было даже предпочтительнее, ибо окровавленный блондинчик совсем одурел от боли и почти не соображал, куда ему двигаться.