Опасное соседство - [11]

Джеймсу Риверу часто приходилось ездить по району, представлявшему собой примерно равносторонний треугольник, вершинами которого были Кейптаун на западе, Порт-Элизабет на востоке и Кимберли на севере. В центре основания этого треугольника была Книсна, являвшаяся для Джеймса опорным пунктом. В Кейптаун и Порт-Элизабет он ездил по делу — покупал товары для своего магазина, а Кимберли посещал раз в год вместе с зятем, чтобы поохотиться на южноафриканских газелей шпрингбоков. Семейным бизнесом в это время занималась Делия, она же присматривала и за магазином Джеймса. Делия вполне охотно соглашалась взять на себя эти заботы, поскольку целую неделю «отдыхала от мужчин»; к тому же она не слишком любила семейные сборища на ферме у отца Йохана: они всегда казались ей чересчур шумными.

Одного-единственного раза, когда она согласилась поучаствовать в них, ей хватило с избытком; эти три дня, как ей показалось, были целиком заполнены ловлей боопсов, охотой, стрельбой и бесконечной выпивкой. Делия только удивлялась, как это никто никого не подстрелил и не отравился алкоголем.

Йохан считал такое положение дел само собой разумеющимся и был даже несколько уязвлен отношением жены к забавам мужчин, упрекая ее в том, что она с пренебрежением воспринимает семейные традиции, зато Джеймс тогда заявил, что это лучшая поездка в его жизни. Делия в ответ буркнула лишь, что раньше он как-то не отличался склонностью к развлечениям и празднествам.

Гряда рифов, на которой обитал Меченый, как бы замыкала описанный выше треугольник, точнее, служила обратной стороной его основания по линии прибрежных вод. Территория Меченого тоже представляла собой треугольник, с высотой раза в два меньше, чем у первого, и центральной вершиной на юге; на востоке он плавал до бухты Алгоа, где охотился на кальмаров, на западе — до мыса Игольный, где в изобилии водилась капская ставрида, а на юге нападал снизу на огромные стаи сардин, совершавших свои зимние миграции в воды Наталя. На этой территории он и перемещался по кругу в течение последних двух лет, и всегда летом в его душе вновь раздавался магический барабанный бой — зов продолжения рода.

Между восточной и западной оконечностями его гряды побережье было изрезано множеством рек и речек и их эстуариев; некоторые из них он знал очень хорошо — каждый по особому вкусу воды; однако лишь огромный эстуарий Бридривер на западе и реки Книсны на юго-востоке наилучшим образом подходили для длительного проживания и метания икры. Существовало, конечно, и множество других, более мелких эстуариев с черной водой там, где устья рек во время прилива оказывались ниже уровня моря и соленая морская вода устремлялась по их руслам вверх, против течения, меж высокими, заросшими лесом берегами до тихих заводей, где водяные лилии, похожие на голубые фонарики, обильно цвели в тени старых кладрастисов. Лучше всего Меченый знал реку Гоукамму, глубина которой в устье во время отлива была менее метра, с песчаным дном и длинной, никем не разоренной устричной отмелью в нескольких километрах к западу от Книсны.

Меченый часто плавал здесь, за линией прибоя, вдали от огромных валов, однако ощущая их силу. Волны, откатываясь обратно в море, влекли за собой тучи взбаламученных песчинок и казались кремовыми, когда с грохотом падали в белоснежные простыни пены при полной луне. Даже вдали от этих океанских валов вода опьяняла кислородом, и в ней отлично были видны стаи серебристой кефали.

Здесь, на мелководье, приливы и отливы имели примерно такое же значение, как дорожные вехи на суше, маяки на море или — для Меченого — запахи различных рек. С приливной волной он за полчаса успевал проплыть от эстуария до устья реки, хотя приходилось отчаянно сопротивляться течению тепловатой речной воды, мчавшейся к морю полосой метров в сто и всего лишь в метр глубиной над песчаным дном. Наконец Меченый попадал, плавно изогнувшись в последний раз своим сильным телом, в тихую, спокойную заводь.

Там он лениво плавал над торфянистым, илистым дном, следуя за вялым течением солоноватой воды, пока из речного коридора не доносились вновь грозные звуки прилива. Это было удивительно мирное место, особенно после рева, бесконечных перемен давления, взбаламученных песчинок и пузырьков воздуха в мощных волнах прибоя. Меченый легко определял местонахождение крупной плоскоголовой кефали, которая, как и он, осмеливалась заплывать достаточно далеко на север по пресным водам рек, а также наполненные скрипом и щебетом ясли белых каменных зубанов, морских лещей и пятнистых пристипом.

Однажды на рассвете он набрел на колонию горбылей-холо, всласть поохотился на них, сперва погнав всю стаю к поверхности воды и ничуть не опасаясь других хищников, даже вездесущих африканских коршунов-рыболовов. Он сознавал свою силу, и ему больше не требовалось ощущать себя частью стаи. Некоторое время он был самой крупной рыбой во всей излучине реки — этакое золотистое чудовище, полностью подчинившее себе этот спокойный, пронизанный солнцем мирок, столь далекий от холодных, опасных глубин на юге его территории.