Опасное изобретение - [3]

Коля не знал, как это все понимать. А безумный старик продолжал демонстрацию своих странных сокровищ. Перед глазами Коли мелькали склянки с пылью камчатской, мексиканской, скандинавской, каракумской, канадской, ирландской, азорской, порториканской, абиссинской, метеоритной, космической…

— Всю эту пыль я убью! — объявил профессор тоном, не терпящим возражений. — Я облагодетельствую человечество. Миллионы исцеленных воздвигнут мне великолепный памятник. Я излечу вас от туберкулеза.

— Откуда вы знаете?..

— У вас на лице написано. Но, — мрачно добавил профессор, — прежде всего необходимо очень точно определить коэффициент вязкости воздуха: я должен знать, на какую волну настроить вибратор. Иначе произойдет несчастье. Вот он, результат работ всей моей жизни!

Коля повернул голову в сторону огромного сооружения в углу.

— Стоит только включить рубильник, — продолжал старик, — как мощные волны профессора Перенасыщенского пронижут земную атмосферу и произойдет чудо.

От всего виденного и слышанного у Коли стала кружиться голова. «Сумасшедший, — подумал он. — А может быть, и нет — кто его знает…» Кроме того, сосало под ложечкой — мучительно хотелось есть. Внезапно Коле пришла мысль, что вся эта чепуха только снится. Он потянул себя за ухо.

— Не сомневайтесь! — воскликнул профессор, как бы поняв его жест. — Вы на самом деле видите перед собой величайшее изобретение нашего века! Но я замучил вас, и вы, наверное, очень проголодались…

«Он видит все насквозь!» — подумал Коля.

Профессор захлопал в ладоши.

— Марья Ивановна! Алло!

Дверь слегка приоткрылась, и показалась голова хозяйки. На ее лице застыло выражение страха.

— Завтрак на двоих!

2. Как дачники взбунтовались и какое решение они приняли

Получив отпуск, Коля переселился на дачу. Он узнал, что ель на крыше — металлическое сооружение тончайшей работы и что профессор Перенасыщенский — предобрейший старик.

В Чистом жило немало дачников. Большинство из них были больны туберкулезом и по совету одного и того же врача спасались здесь от пыли. Всем им, и некоторым по собственному опыту, был известен крутой нрав профессора Перенасыщенского. Они ненавидели старика и, наградили его прозвищем Ржавый Пылесос.

Дачники обычно собирались после обеда на крокетной площадке. Когда Коля впервые пришел туда, его окружили со всех сторон и закидали вопросами.

— Как вам удалось попасть на ту дачу? — удивился слесарь Гайкин-Болтовский.

— А он не дерется? — спросила продавщица кондитерского магазина Леля Конфеткина.

— Вероятно, тяжело жить с таким грубияном, — сочувственно произнес инженер-электрик Штепсель.

— Но ведь он же совершенно сумасшедший! — воскликнул радист Ультра-Коротков.

— Просто с-скотина, — раздраженно пробасил электромонтер Сопротивленский.

— Нет, я не могла бы с ним ужиться! — взволнованно заявила ткачиха Ниткина.

— Вздуть бы этого Ржавого Пылесоса, — злобно проворчал чертежник Готовальский.

Коля счел своим долгом вступиться за старика.

— Товарищи, вы не правы, — сказал он. — Потап Скафандрыч совсем не такой, как вы думаете. Сначала я тоже так думал. Но он вовсе не сумасшедший, он только чудак. Он очень умный человек. Он и в самом деле построил машину для уничтожения пыли. Я сам видел ее.

— Если он построил такую машину, то почему же он не приводит ее в действие? — заметила пожилая фельдшерица Селезенкина.

— Верно! Верно! — закричали все.

— Потому что сначала нужно уточнить коэффициент вязкости воздуха, — ответил Коля. — Иначе, говорит профессор, произойдет несчастье.

Раздался хохот. Кое-кто ехидно улыбнулся.

— Вот что, товарищи, — резко сказал Гайкин-Болтовский. — Все это чепуха. Или такой машины не существует, или же надо немедленно пустить ее в ход. Не помирать же нам от пыли, пока он будет там искать свой коефицьент! (Гайкин-Болтовский глухо закашлял). А может, он его и в десять лет не найдет?

— Правильно! Правильно! — поддержали его остальные.

— По-моему, — продолжал Гайкин-Болтовский, — надо пустить машину силой, против его воли. Согласны со мной, товарищи?

— Согласны! Вполне! Правильно! — раздались со всех сторон голоса.

— И товарищ Реостатов должен нам помочь в этом деле. Ведь он тоже страдает от туберкулеза, — закончил Гайкин-Болтовский.

Коля не знал, что на это ответить. Неожиданная атака дачников совсем сбила его с толку. В полном смятении он вернулся домой, решив пока ничего не говорить профессору.

Несколько дней спустя, после вечернего чая профессор сказал Коле:

— Завтра утром я уезжаю на неделю на Кавказ. Мне необходимо собрать несколько видов средневековой пыли, чтобы изучить изменения в вековых отложениях. Лабораторию я оставляю на вашем попечении. Имейте в виду, дачники что-то замышляют. Берегите же лабораторию как зеницу ока.

«Быть может, рассказать ему все? — молниеносно пронеслось в голове у Коли. — Нет… чепуха… Не стоит. Он высмеет меня или же огорчится. Не поедет, устроит скандал на все Чистое, и выйдет сплетня. Нет, нет…»

Отъезд профессора был совсем некстати. На душе у Коли было неспокойно. Ночью он никак не мог уснуть. Лицо у него горело, температура подскочила на целый градус.

— Вы осунулись и побледнели за ночь, — сказал профессор Коле утром за завтраком. — Вы что-то переживаете. Конечно, ваши личные переживания меня не касаются. Но боюсь, — прибавил он многозначительно, — что они вовсе не личные… А?