Опасная тропа - [50]
— Правда же хорошо, Мубарак? — спрашивает Ражбадин, беря из рук услужливого шофера полотенце.
— Очень хорошо.
— А ты не хотел со мной ехать. Ну что же, поехали, еще не все приготовлено в ауле к приему стройотряда. Ты говорил с Труд-Хажи?
— Нет.
— Как, ты же с ним, с прорабом сидел в приятной компании…
— Не успел… Ты меня выставил, да так, что… свет померк.
— Бранил небось?..
— На чем свет стоит! — смеюсь я. Зло к нему во мне совсем исчезло, будто его и не было.
— А что, если я попрошу, чтоб тебя на бетономешалку устроили. По-моему, ничего там сложного нет, только с электричеством надо быть осторожным… и семь рублей в день!
— Я не выбираю, какая будет работа, на любую согласен… — говорю я, а в уме уже подсчитываю, сколько будет за месяц, если в день по семь рублей, и заранее утешаю себя подобной перспективой. Ведь получается как раз то, что я жене и сказал.
Мы выбрались на дорогу, где начинался спиральный подъем на перевал Куцла-Хаб, что значит перевал, где чабаны обычно готовят обед. Во время перегона овец с ногайских степей в горы и обратно здесь устраивают чабаны свой привал. Сюда к ним в гости ездят сельские и районные хакимы, друзья, семьи. По-моему, за щедрость в этом деле не следует упрекать чабанов, они любят гостей не меньше, чем мы с вами, вместе взятые. Еще бы, месяцами они вдали от людей, слышат только блеяние овец, вой волка и жалобный плач шакалов в сумерках. А о женах своих они только и мечтают, голодные по женской ласке, скучающие по детям. Да будет впрок такому труженику все, что получает он за свои труды.
Преодолев подъем Куцла-Хаб, мы уже едем по горному плато. А в нашем ущелье уже туман, ох и любит нас этот туман! Говорят, что наши предки выторговали его у всевышнего, отдав ему за это трех красных быков.
Вы, почтенные, спросите меня, а зачем жителям Уя-Дуя понадобился туман? На это у них были веские причины. Они не раз подвергались нашествию и грабежу, не говоря уже о набегах, от чего разорялись и жили полуголодными. А когда туман — аула не видно, и найти его в тумане мог только тот, у кого хороший нюх на кизячий дым. А о таких туманах, какие водятся у нас, говорят: брат брату в глаз пальцем ткнуть может. А теперь жители моего аула с удовольствием бы вернули небожителю его туман, не запрашивая обратно трех быков. Наоборот, еще отдали бы в придачу тридцать красных быков. Но небожитель не внемлет просьбам. Он, говорят, впал в спячку и на двери вывесил табличку: «Прошу меня не тревожить».
— А хорошо, что я не застал там этого «Ассаламуалейкума» — вдруг слышу голос Усатого Ражбадина. — Черт знает, что бы я наделал?!
— И я обрадовался, — говорит Абду-Рашид. — Я очень боялся. Даже думал: хоть бы машина испортилась, застряла в дороге…
— И я не пригодился… — замечаю я и смеюсь.
— Ха-ха-ха, вот именно.
Вдруг смех наш будто ножом обрезали… По-моему, мы все трое разом увидели его, да, да, у родника Мурмуч стоял этот Акраб, этот «Ассаламуалейкум», этот хромой, немного полноватый мужчина в шляпе и при галстуке. Поодаль стояла машина — такой же, как наш, газик. Акраб тоже возвращался на стройку и обернулся, видно, на шум машины. Я взглянул на Усатого Ражбадина — он был бледен.
— Это же он! Куда ты? Останови машину… — и директор так резко схватил за руку шофера, который на скорости хотел проехать мимо, что машина, подавшись в сторону, чуть не ударилась о скалы.
Ражбадин первым выскочил из машины, за ним я и вслед — Абду-Рашид. А начальник стройучастка, увидев нас, расплылся в обычной своей угодливой улыбке. Нет, это была не простая улыбка. Это было выработанное им в его порочной деятельности оружие, его щит, которым он мог обезоружить мало-мальски благодушного и доверчивого человека.
— О, кого я вижу, вот встреча, очень рад! Ассаламуалейкум, дорогой Ражбадин, как здоровье, как семья? Дай бог здоровья. Самое главное для человека — это здоровье, что может быть дороже здоровья? — Протянув руку, пошел Акраб навстречу Ражбадину, немного прихрамывая на левую ногу. — Вчера еще хотел вернуться, но давно семью не видел, пришлось в аул заехать…
Мне казалось: подойдет сейчас Усатый Ражбадин, схватит обеими могучими руками, как клещами, его жирную шею и сдавит, да так, что у начальника стройучастка язык вывалится. И я был готов уже ринуться, чтобы спасти от беды самого директора, когда Ражбадин подошел к нему, ничего не говоря, и дал ему пожать свою руку. Я думал, Акраб сейчас поцелует его руку, так он приник к ней, сжав обеими руками. Хватило все-таки у Ражбадина хладнокровия сдержать себя.
— Жаль, дождик накрапывает, а то бы мы посидели с тобой здесь… — продолжал любезничать Акраб, — вкусную еду из дому захватил…
— У тебя эта бумажка? — выговорил наконец Ражбадин.
— О какой бумажке ты говоришь, дорогой Ражбадин? — спрашивает Акраб тоном не то удивленным, не то растерянным.
— Последняя… форма номер два, что я подписал?! — голос у директора дрожал.
— Ах, та… я уже сдал ее в бухгалтерию, да, да, сразу сдал. В деле она. А что случилось, что-нибудь серьезное? Ой, дорогой Ражбадин, что с тобой? Не узнаю тебя…
Тут уж Ражбадин не выдержал, схватил он за грудки этого Акраба и так потряс, что в карманах начальника стройучастка зазвенела мелочь. Начальник участка онемел от изумления и неожиданности и будто в ужасе вытаращил глаза.
Во второй том избранных произведений А. Абу-Бакара вошли повести «Исповедь на рассвете», «Белый сайгак», «Солнце в «Гнезде Орла», «В ту ночь, готовясь умирать…», связанные единством замысла писателя, утверждающего высокие моральные ценности, преданность долгу, любовь к родной земле.
Настоящее издание — третий выпуск «Детей мира».Тридцать пять рассказов писателей двадцати восьми стран найдешь ты в этой книге, тридцать пять расцвеченных самыми разными красками картинок из жизни детей нашей планеты.Для среднего школьного возраста.Сведения о территории и числе жителей приводятся по изданию: «АТЛАС МИРА», Главное Управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР. Москва 1969.
В сборник, авторы которого поэты и прозаики автономных республик и областей РСФСР, вошли рассказы, стихи, басни, притчи, бичующие отдельные пороки, негативные явления, недостатки нашей жизни. В числе авторов — Расул Гамзатов, Мустай Карим, Фазу Алиева, Алим Кешоков, Моисей Ефимов, а также молодые поэты и прозаики, работающие в жанре юмора и сатиры.
Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу одного из ведущих дагестанских прозаиков вошли известные широкому кругу читателей повести «Ожерелье для моей Серминаз», «Снежные люди», рассказы, миниатюры.Проза Ахмедхана Абу-Бакара (род. в 1931 г.), народного писателя Дагестана, лауреата премии имени Сулеймана Стальского, образная и выразительная по языку, посвящена индустриализации Дагестана, новому быту горцев, охране природы и другим насущным проблемам современности.Содержание:Кубачинские рассказы. Ожерелье для моей Серминаз.Снежные люди.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.