Опасная любовь - [54]

— И мне тоже, — как в забытьи откликнулась Наташа. Но тут же спохватилась, отдернула ладонь. — Ох, нет, Сережа, нет, нет, у меня есть муж, я не могу.

— Чертовщина какая-то, — пробормотал Сергей, опуская голову. — Ну почему между нами все время кто-то стоит? Почему, Наташа? Твой муж, моя жена, какие-то деньги, проблемы? Ведь ясно же, что мы любим друг друга, мы созданы для того, чтобы жить вместе. А — не можем. Это несправедливо, это неправильно!

— Неправильно, если обманываешь человека, который делает тебе добро, если предаешь его, причиняешь зло, — сказала Наташа, думая об Андрее. — А то, что с нами происходит, наверно, судьба.

— Ты любишь меня, Наташка? С тех пор как мы расстались, не было дня, когда бы я не вспоминал о тебе. Ты снилась мне, такая красивая, такая… Знаешь, просыпаться не хотелось. А если мы расставались во сне, я плакал. Правда. Проснусь — подушка мокрая от слез. Но меня же убедили, что ты уехала, нет тебя здесь, в Москве. А где этот Гирей и где тебя там искать — я понятия не имел… Так и жил одними воспоминаниями.

— Да, я люблю тебя, Сережа. Я тоже все время думала о тебе, плакала не только во сне, но и наяву. Я люблю тебя, очень-очень люблю. Не хотела говорить об этом, но — сил больше нет скрывать, бояться, а вдруг ты воспользуешься моей слабостью и снова обманешь? Да, люблю… Тебя, только тебя.

— Тогда почему же…

— Не знаю.

— А я догадываюсь. Хочешь, скажу? Про меня — считай, что это шутка, про тебя — истинная правда. Мы оба красивые люди, Наташа, может быть, самая идеальная пара в мире, мы созданы друг для друга, но есть другие, которые хотят заполучить меня, тебя, у них деньги, большие возможности, они тащат нас в разные стороны, растаскивают, а мы к тому же сомневаемся, любим ли по-настоящему или это лишь игра? Когда мы будем верить, что не можем жить друг без друга, никто нас не разлучит. Наверное, так. А ты что думаешь?

— Наверное, так, — эхом повторила Наташа. Она поднялась из-за стола. — Пора ехать домой… Ты проводишь меня, Сережа?

— Конечно, — тихо сказал он, тоже поднимаясь.

Наташа сделала шаг вперед и оказалась прямо перед Сергеем. Она хотела сказать, чтобы он посторонился, пропустил ее, но вместо этого, неожиданно для себя, крепко обняла его, прижалась к нему всем своим дрожащим телом, простонала:

— Поцелуй меня… родной, любимый… Сереженька, я так устала без тебя…

19

— Ты что пьешь, Стас? Виски, коньяк или по-прежнему предпочитаешь водку? — Нигилист кивнул на журнальный столик, заставленный бутылками и банками с закуской.

Милицейский генерал поудобнее устроился в глубоком, мягком кресле, вытянул длинные ноги и посмотрел на хозяина насмешливыми серыми глазами.

— Я, Петя, остался верен старым комсомольским привычкам. Пусть эта новая шушера глушит виски, а мне налей водочки. Водяры, как говорят мои клиенты. Мне даже нравится теперь это настоящее русское слово: водяра! А?

— Слово русское, — согласился Нигилист, наполняя рюмки. — А водка шведская.

— Да, шведы мы, да, азиаты мы, — задумчиво сказал генерал, принимая рюмку и разглядывая прозрачную жидкость на свет, словно хотел визуально убедиться, что шведская водка лучше. — И это грустно, Петя. Ну, за что пьем?

— За добрый вечер, за встречу, — сказал Нигилист, протягивая свою рюмку.

— Хитер, черт, — усмехнулся генерал, чокнулся, выпил залпом, потянулся за маринованным огурчиком. — Хорошо пошла, умеют шведы… Как говорят мои клиенты: махнул стаканяру, классно пошла, гляжу, а моя Манька, сука, к Ваське жмется, думает, я косой, ни хрена не ботаю. Ну, я взял топор и обоих… Такой вот у нас народ бесшабашный.

— Это не народ, Стас, — сказал Нигилист. Он выпил половину рюмки, достал вилкой из стеклянной банки кусочек селедки, аккуратно положил в рот, вытер губы салфеткой. — Это пьянь и рвань, таких нужно каленым железом выжигать, что скоро и будет, я не сомневаюсь.

— Суровый ты мужик, Петя, всегда был суровым. Всех не выжжешь, потому что никто не знает, какая блажь взбредет ему в голову завтра. Сегодня — тихий, скромный бухгалтер, а завтра махнул стаканяру, и… Не угадаешь. А я смотрю, ты скромненько живешь, уровень чувствуется, но, как говорят у нас, излишеств не наблюдается. Что, туговато бизнес идет? Я вот одного никак не пойму, ты же у нас в аппарате был одним из самых перспективных, большие верха тебе прочили, оставалось научиться улыбаться — и все. А перемены разглядеть не сумел, не воспользовался случаем.

— Я их давно видел, еще когда Горбачев сельским хозяйством занимался.

— Почему же не поддержал гениального щенка с проектом комсомольской перестройки всей экономики?

— Потому, что он дурак.

— Дурак-дурак, а в правительстве теперь большими делами ведает. И те, кто ему помог, в таких кабинетах заседают, какие нам с тобой в ЦК и не снились. Просто тогда не было таких.

— Тебя, например, генералом сделал, — серьезно сказал Нигилист. — Ты доволен, Стас? Он в правительстве заседает, а ты, московский милицейский генерал, охраняешь его покой.

— Хорошая должность, — пожал плечами генерал, — и форма мне нравится. Когда надоест или проблемы возникнут — не пропаду. Обойма, она и есть обойма, из нее трудно выпасть случайно, только если сам очень захочешь или зарвешься дальше некуда. Все мы так живем. Давай-ка еще махнем по рюмашке, молодцы шведы, не иначе, у нас научились водку делать. — Он наполнил свою рюмку, долил в рюмку Нигилиста.