Опасная любовь - [53]

Бригадир уже подгонял своих рабочих, и дело пошло значительно быстрее. К Радику и Наташе подошли Любовь Борисовна и Игорь Сергеевич. Любовь Борисовна испытующе посмотрела на Наташу, пытаясь понять: сказала она Радику о «левых» партиях товара или нет?

— Ну как? — спросил Радик, пожав руки своим работникам. — Настроение хорошее? У вас дело быстро идет, и перемены я вижу. Понравилось мне предложение Наташи, как надо оформить магазин. Очень хорошая идея.

— Но есть в ней и минусы, — сказала Любовь Борисовна. — Я предупреждала Наталью Николаевну, что у нас могут быть крупные неприятности.

— Предупреди и меня, дорогая, — серьезно сказал Радик. — Вместе подумаем и сделаем так, что неприятностей не будет. Слушай, кому нужны неприятности, да?

— Наталья Николаевна заказала оформление в виде фотомонтажа: американские знаменитости в одежде, которая продается в нашем магазине. Для мужчин — Сталлоне, Шварценеггер, Бельмондо; для женщин — Шарон Стоун, Ким Бессинджер, Настасья Кински в наших костюмах, рубашках, галстуках, трусиках, кофточках. Но ведь на самом деле это не так.

— Почему? — удивился Радик. — На самом деле голые там ходят, да? Совсем ничего не одевают?

— Я не об этом хочу сказать, Радик Иванович. Речь идет о рекламе. Чтобы кинозвезда подчеркнула, что предпочитает носить вещи какой-то определенной фирмы, нужно огромные деньги заплатить. А мы делаем фотомонтаж и даже разрешения не спрашиваем. Если те, кого мы нарядим в нашу одежду, узнают об этом, могут в суд подать и вообще — скандал получится.

— Ну, не так уж это и страшно, — пожал плечами Игорь Сергеевич. — В теперешней неразберихе до суда вряд ли дело дойдет. Скорее всего, кинозвездам приятно будет, что в Москве их знают и любят, а нам — выгодно. Я согласен с Натальей Николаевной.

— Я тоже, — заявил Радик. — Слушай, Любовь Борисовна, если эту Шарону сфотографируют в трусах, она что, скажет: не надо эти трусы, я хочу другие рекламировать, да?

— Она ничего не скажет, просто запретит использовать свое изображение и компенсацию за моральный ущерб потребует.

— Кабельные халтурщики фильмы гонят днем и ночью — ни копейки не дают кинозвездам и кинофирмам, везде кассеты продают — никто ничего не платит Америке. Почему, если красиво оформлен магазин, мы должны платить? — удивился Радик. — А человек зашел — ему приятно смотреть. Мужик думает: слушай, хочу тоже костюм, как у Бельмондо, рубаху — как у Арнольда. Женщина подумает: хочу белье, как у Настасьи Кински, муж смотрел по видику, глаз оторвать не мог. Я надену такое — на меня будет смотреть! Правильно Наташа придумала. А если скандал будет — хорошо, пусть будет. Нам же лучше.

— Я тебе еще о рекламе говорила, — сказала Наташа. — Нужно, чтобы люди заинтересовались, решили хотя бы заглянуть к нам, а уж мы убедим их сделать покупки.

— Будет реклама. Приглашай в кабинет, поговорим конкретно про товар. Все остальное у тебя — замечательно, Наташа.

Любовь Борисовна пожала плечами, мол, я предупредила, будут неприятности — пеняйте на себя.

Рабочий день приближался к концу. Ушли строители, выполнив остававшуюся половину работы в три раза быстрее, чем первую, уехал Радик, вполне довольный директорством Наташи. Отправились по домам Любовь Борисовна и Игорь Сергеевич. Уже несколько раз заглядывал в кабинет водитель Павел Иванович, однако Наташа все никак не могла встать из-за стола. Вроде и дела все закончены, а ехать домой не хочется. Андрей обиделся, молчит, не разговаривает, холодно, неуютно дома…

В приоткрытую дверь заглянул охранник Валера.

— Наталья Николаевна, там какой-то мужик вас спрашивает. Я ему сказал, что рабочий день закончился, а он говорит, что хочет видеть вас. Пропустить?

— Пропусти, — устало сказала Наташа.

Она не успела подумать, кто бы это мог быть, как в кабинет стремительно вошел… Сергей! Вошел и остановился, как будто все силы потратил на то, чтобы добраться сюда. Все тот же джинсовый костюм был на нем, те же волнистые каштановые волосы, только теперь в них проблескивала седина и в движениях не было прежней легкости, непринужденности. Он сделал еще один шаг, неуверенный, к ее столу, улыбнулся — тоже неуверенно.

— Не прогоняй, Наташа…

Наташа посмотрела на него усталыми, красивыми глазами, покачала головой.

— Ты же знаешь, я не могу тебя прогнать.

— Я просто хотел тебя увидеть, совершенно безумное, невыносимое желание. Увидеть тебя, услышать…

— Я тоже этого хотела, Сережа, — грустно улыбнулась Наташа. — Я страшно перепугалась, когда бросила трубку. Подумала, а вдруг ты никогда больше не позвонишь, снова потеряешься в этом огромном городе…

Сергей перевел дух, придвинул кресло ближе к Наташе, сел.

— Какая ты красивая, Наташка. Такая же, как и была, невероятно красивая… Это что, твой кабинет?

— Ну, не только мой, тут еще и заместитель, и товаровед, это их кресла и тот, другой стол… Ты тоже совсем не изменился, Сережа. Как будто вчера мы с тобой расстались, так глупо все получилось…

Сергей потянулся, погладил ее руку, лежащую на колене, потом склонил голову, нежно коснулся губами сухой, смуглой ладони.

— А еще сильнее хотелось тебя поцеловать, Наташа, — сказал он шепотом.