Опасная игра - [61]

Но теплый полуденный ветерок, чуть слышно касающийся его лица, был приятным и ласковым, а горный воздух — самым чистым в мире. И каждая роза сверкала на фоне темной листвы, как драгоценность. Из глубины зелени раздавалось пение дроздов, смешиваясь с журчанием родника, образуя чудесную, тихую симфонию. Рэм был вынужден признаться себе, что вряд ли где-нибудь в мире есть место прекраснее этого.

— Ты любишь их или ненавидишь? — раздался за его спиной негромкий и серьезный голос.

Он оглянулся и вдруг обнаружил, что вопрос задал брат Мартин — самый ворчливый и раздражительный из садовников монастыря, заведующий лечебными травами. Он стоял рядом с Рэмом и задумчиво смотрел на благоухающие розовые кусты, которые так часто сердито называл бесполезной и бессмысленной забавой природы. Впрочем, такого же мнения брат Мартин обычно придерживался и относительно сирот, воспитывающихся в монастыре. Кроме тех случаев, разумеется, когда ему удавалось использовать их для прополки своего обширного питомника. И вот сейчас он впервые заговорил с одним из них если и не как с равным, то все-таки как с мужчиной, а не с надоедливым и бестолковым мальчишкой. Поэтому Рэм и задумался, не зная, что ответить.

— И то и другое, наверное, — проговорил он наконец. Брат Мартин кивнул:

— Там, в мире, всегда так бывает. Ненависть и любовь, притяжение и отвращение… Это две стороны одной монеты. И нам неведомо, зачем Господь сделал так. И красота, существующая ради красоты, — это еще одна загадка без ответа.

— Как это?

Брат Мартин искоса взглянул на мальчика:

— А ты можешь ответить, Манро, что такое красота, не приносящая пользы? Пустая забава или… щедрый дар?

— Почему вы так не любите розовый сад? — неожиданно спросил старика Рэм.

— Это не так. — Брат Мартин отвернулся от него, нахмурившись, и их недолгому равенству пришел конец. — Наоборот, я слишком его люблю.

— Мистер Манро? — В дверях стоял Гаспар.

Вздрогнув, Манро отвернулся от окна.

— А, Гаспар… Мне надо послать записку. — Он не мог сам присматривать за Хеленой. Между ними словно существовала какая-то странная связь, и она немедленно почувствует его взгляд и присутствие. Значит, надо послать кого-то другого, для того чтобы внимательно следить за ней и виконтом Демарком. Очень внимательно. Это вполне по силам Биллу Сорри.

— Да, сэр. — Гаспар шагнул в комнату и протянул хозяину запечатанный конверт. — Его доставили минут двадцать назад, но я решил, что не стоит мешать вам и молодой леди.

— Ты ведь не предполагаешь, что в этой комнате происходило нечто неподобающее, Гаспар? — Рамзи говорил тем небрежным тоном, который обычно заставлял людей, хорошо знающих его, насторожиться.

— Нет, сэр, — поспешно ответил Гаспар. — Ни в коем случае. Я не решился побеспокоить вас и леди не из излишней скромности, а из простого благоразумия. Мне показалось, она шла к вам с очень решительными намерениями.

— Да, так и было, — улыбнулся Рэм. — Но ты ошибаешься, Гаспар. Скромность тоже необходима, когда речь идет об этой леди. Ни слова об этом визите или о следующих ее визитах не должно проникнуть за пределы этой комнаты. Мы ведь поняли друг друга, Гаспар?

— Совершенно.

— Никакой скандал никогда не должен коснуться ее имени. — В голосе Рамзи теперь не было и следа обычной невозмутимости. — Никто — ни принц, ни последний бродяга — не должен дурно отозваться о ней.

Единственный глаз Гаспара широко раскрылся, но он тут же постарался скрыть свое изумление. Ему еще не доводилось слышать, чтобы хозяин говорил таким тоном, словно давал клятву перед алтарем.

— Да, сэр.

— Отлично! — Рамзи улыбнулся, словно убедившись, что нагнал на француза достаточно страху, и забрал наконец письмо, которое тот все еще держал в слегка дрожащих пальцах. — Никогда раньше я не совершал таких ошибок, — задумчиво проговорил он. — Никогда. Меня это огорчает.

Гаспар сразу же понял, что теперь хозяин говорит о сегодняшнем поединке с Демарком.

— Все дело в этой женщине, — сочувственно проговорил он.

— Это меня нисколько не утешает, Гаспар.

— Я и не хотел утешать вас, сэр. Я хотел вас предостеречь. — Он неожиданно ухмыльнулся. — Как вы думаете, отчего я потерял глаз?

Рамзи улыбнулся ему в ответ, отлично зная, что потеря глаза никак не была связана с женщиной. Разорвав конверт, он достал из него листок, исписанный мелким незнакомым почерком. Он пробежал письмо глазами, и улыбка исчезла с его губ.

— От кого это? — спросил Гаспар, но Рэм даже не взглянул в его сторону. Он пристально смотрел на какую-то невидимую точку в пространстве, занятый мыслями, похоже, не особенно приятными.

— От Арну, — ответил он наконец. — Это письмо от Арну.

— От охранника из тюрьмы Лемон?

— Да.

Филипп Арну, циничный, развращенный, вечно скучающий, был ничем не лучше и не хуже остальных охранников, которым была поручена «забота» о пленниках в подземной тюрьме. Он просто был моложе их всех. Происходя из рода мелких провинциальных дворян, Арну оказался достаточно сообразительным, чтобы вовремя примкнуть к бунтовщикам. Он переходил из одного революционного отряда в другой, пока наконец не был назначен тюремным надсмотрщиком. Когда же ему случалось избивать кого-то из своих «подопечных», он относился к этому как к скучной, но неизбежной обязанности, которую исполнял с таким же равнодушием, с каким огрел бы хлыстом назойливую дворняжку. А оживлялся он только во время поединков на шпагах со своими пленниками. Надзиратели любили развлекаться подобным образом. Они утверждали, что эти дуэли — весьма полезная тренировка для защитников революции, и победителем в них всегда оказывался охранник Филипп Арну.