Опасная граница - [134]

— Не стрелять! — в этом крике сквозил страх, обуявший этого человека.

Ганка заплакала. Мать обняла ее и попыталась увести с платформы, но какое-то непонятное любопытство заставило девушку остаться вместе со всеми.

В тумане снова раздался выстрел. Пашек закачался. И сразу застрочил автомат. Слезы застлали Ганке глаза, а когда она протерла их, то увидела, что Пашек все еще идет в сторону противника, прямой и гордый.

Трубный глас Пашека разносился теперь по всему лугу — он ругался. Ругал орднеров самыми бранными словами и шел к ним. Шел совершенно безоружный, посылая ругательства своим невидимым врагам. Снова раздалась автоматная очередь, и Пашек упал на асфальт. Он уже не двигался.

Юречка открыл стрельбу из пулемета, и все окрест наполнилось оглушительным грохотом. Таможенник стрелял по опушке леса, по белой пелене, вставшей стеной от шоссе до самого дома. Похоже было, что туман вот-вот поглотит и их.

Все вошли в дом.

Ганка видела, что мать подошла к столу и стала класть что-то в сумку, в отцовский рюкзак. Юречка распихивал по карманам гранаты, отец держал в руках пистолет Пашека. У всех было дело, только она стояла и смотрела в пустоту широко раскрытыми глазами.

— Дочка, что с тобой? Очнись! Мы уходим. Наконец-то опустился густой туман, — вернула ее к действительности мать.

Ганка посмотрела в окно. Не было видно даже платформы. Девушка вдруг почувствовала, что мать натягивает на нее пальто. Сама она была не в состоянии двигаться, ее воля была полностью парализована.

— Юречка, ты пойдешь первым! Будь осторожен. Если наткнешься на патруль, сразу бросай гранату. Патруль-то мы как-нибудь одолеем. По дороге идти нельзя. Пойдем через болото к лесу, а потом прямо к Красна-Липе.

Гентшель говорил еще что-то отцу, о чем-то оживленно спорил с ним. А Ганке казалось, что все слова, произносимые сейчас, когда дорога каждая секунда, бессмысленны, что они, разговаривая, только усугубляют свое положение. Вокруг нее шли лихорадочные сборы, она все это видела, но при этом у нее возникло ощущение, что это всего лишь плохой сон, от которого надо немедленно пробудиться. Мать склонилась над Маковецем, что-то сказала ему со слезами на глазах и поцеловала его в запекшиеся губы.

Ганку вывели из комнаты. Она споткнулась о порог. Отец взял ее за руку и помог сойти с насыпи вниз. Туман был холодный, какой-то грязно-желтый, как вода во время половодья. Ганка качалась как пьяная. В туфлях у нее хлюпала вода. Да, они ведь шли по болоту. Им надо пройти болото и луг, скрытый сейчас под водой. Старая трава противно шелестела. Из дома кто-то стрелял. Эхо сливало отдельные выстрелы в сплошной гул. Потом загрохотал пулемет.

Юречка шел где-то впереди. Мать вела за руку Ганку. Замыкал шествие Стейскал. Они держались вместе, чтобы не потеряться. Потом Юречка помог девушке выбраться из трясины. Ноги у нее теперь были по колено в противной, липкой грязи. Он прижал Ганку к себе, заглянул ей в глаза, шершавой ладонью вытер слезы, которые все время текли по ее щекам, а потом поцеловал в сухие, потрескавшиеся губы. Мать стояла рядом с ними, но не сказала ни слова.

— Не плачь, прошу тебя! Ты должна быть мужественной.

— Я не плачу, — проговорила Ганка глухим голосом и всхлипнула.

— Мы выберемся, вот увидишь!

Она понимала, что это уже не сказка, которую они рассказывали друг другу всю эту длинную ночь. Он улыбнулся ей и стал вдруг каким-то другим, будто повзрослел за ночь лет на десять. Даже светлый вихор теперь не выглядывал из-под зеленой фуражки.

Они продирались сквозь ельник, пугаясь треска веток под ногами. Им хотелось идти тихо, беззвучно, чтобы никто их не услышал. Туман оседал на одежду капельками воды. С веток деревьев сыпалось множество больших капель, как после дождя, и у матери в волосах засверкали жемчужинки. А Ганка всякий раз испуганно шарахалась, когда из тумана неожиданно выплывали толстые стволы сосен и елей. Она чувствовала ужасную слабость. Ей казалось, что она тяжело заболела, что болезнь парализовала ее сознание, руки, ноги. Девушка все время дрожала от холода, и в то же время щеки ее пылали. Может, у нее поднялась температура? Однажды, когда они остановились, чтобы прислушаться, у нее вдруг подломились колени и она упала на мокрый мох. Какое она почувствовала облегчение! Студеная земля приятно холодила разгоряченные щеки.

— Оставьте меня здесь, — проговорила она. — Мне сейчас так хорошо.

— Ты в своем уме? — услышала она голос Юречки, который, казалось, долетал до нее откуда-то издалека.

Она чувствовала, что у нее трясется голова, а мозг сжимает тупая боль. Боже мой, что же это с ней делается? И тут она услышала стрельбу. Ее звуки наполнили весь лес. Ее подняли, и она снова пошла, спотыкаясь, как пьяная. И опять поплыли перед ее глазами шершавые стволы. Отец поддерживал ее, а иногда и просто нес на руках. Куда же они идут? Ей хотелось спать. Вскоре она потеряла чувство времени, перестала ощущать холод и болезненные уколы хвои. Чаща смыкалась за ней, как поверхность бездонного омута. Не сон ли все это?

Потом настал момент, когда она пришла в себя. Изображения людей и предметов вокруг стали более четкими. Она увидела солдат и танк, похожий на доисторическое чудовище, который стоял возле дороги. Мать целовала ее и гладила по волосам. Чьи-то руки подняли ее и положили на мягкие носилки. Лица вокруг двигались, покачивались, исчезали и снова появлялись. Неожиданно она увидела Пашека. Он шел к противнику, а пули безжалостно впивались в его огромное тело... Потом все куда-то исчезло и она провалилась в пустоту.