Опальный принц - [17]

— В общем, сеньора, если вы не против, я спущусь или пусть он поднимется. Надо же нам проститься.

Транзистор расстроено исполнял музыку прошлых и последних лет. Мама, соглашаясь, чуть повысила голос:

— Хорошо, хорошо. Может, лучше ему подняться? У нас такая запарка. Эта Севе просто не знаю что себе думает.

Сквозь стеклянную дверь и сетку грузового лифта Кико увидел Лорен.

— Лорен! — закричал он. — Лорен! Правда, что черти унесли Маврика в ад?

Лорен всплеснула руками.

— Господи, чего только не придумает этот ребенок! — громко отозвалась она. — По-твоему, бедный Маврик был таким плохим?

Кико прокричал:

— А Хуан видел!

— Да неужто? Вот я покажу этому Хуану! Маврик отправился на небо, потому что он был хорошим котом и ловил мышей, понял?

— Та-та-та, — прострекотал Хуан за его спиной.

Кико обернулся улыбаясь:

— Стреляешь в мышей, Хуан?

— Нет, в индейцев. Покорение Дальнего Запада! — ответил Хуан.

Кико побежал по коридору впереди брата, то и дело поворачиваясь и говоря «та-та-та», а Хуан преследовал его и тоже стрелял «та-та-та», но, вбежав в комнату, Кико встал как вкопанный, боязливо поглядывая на лампу с широкими крыльями.

— Что случилось? — спросил брат.

— Это ангел-хранитель, правда, Хуан?

— Нет, это черт, который…

— Нет! — завопил Кико. — Это не черт!

— Ну конечно же, дурачок, разве ты не видишь, что это ангел?

Кико улыбнулся, прикусив нижнюю губу:

— Ага.

Вдруг он заметил, как оттопыривается у него карман, сунул туда руку и высыпал на пол наклейки от кока-колы и воды «Кас» и черную пуговицу. Подобрав пуговицу двумя пальчиками, он сказал брату:

— Смотри, Хуан, что у меня есть.

— Подумаешь, пуговица.

— Это не пуговица. Это пластинка.

— Ну конечно пластинка.

— Да, да, пластинка.

Хуан подошел к книжному шкафу и толкнул рукой раздвижную дверцу. Он пошарил среди хлама, и вдруг его глубокие черные глаза засветились: рука наткнулась на пробковое ружье без курка и предохранителя. Хуан приложил его к плечу, прицелился, зажмурив один глаз, и сделал «та-та-та», поводя ружьем по сторонам. Кико подошел сзади. Он положил пуговицу в карман; брови его вопросительно вздернулись.

— Хуан, — сказал он.

— Что тебе?

— Что такое хрен?

— Хрен?

— Ага.

Хуан сильно оттопырил нижнюю губу и втянул голову в плечи.

— Не знаю, — признался он.

— Мама говорит, что это грех.

Хуан немного подумал.

— Может быть, дудушка, — сказал он наконец.

— Дудушка? А дудушка — это грех, Хуан?

— Да, грех ее трогать.

— А если чешется? У меня чешется, когда я описаюсь.

— Ну уж не знаю, — ответил Хуан. Он снова поднял ружье, прижал приклад к плечу, прицелился в брата и дал очередь.

— Я индеец? — спросил Кико.

— Нет.

— Это не покорение Дальнего Запада?

— Нет. Это папина война.

Кико отбежал в сторону и спрятался за креслом, обтянутым винилом.

— Ты будешь отрядом плохих, — сказал Хуан.

Они обменялись десятком-другим выстрелов, и наконец Хуан запротестовал:

— Ты уже убит. Я должен убить больше ста плохих, как наш папа. Ну давай же умирай!

Кико неподвижно растянулся на полу, зажав в правой руке тюбик от зубной пасты; из-под опущенных век он следил за Хуаном. Хуан подошел ближе.

— А крови не видно, — разочарованно сказал он.

— Крови?

— Да, ты должен быть весь в крови.

— Маврик умер, а крови на нем не было.

— Так его же не убили на войне, — ответил Хуан.

Он подошел к книжному шкафу, выдвинул ящик, и перед его глазами предстал целый ряд бутылочек с тушью. Он быстро перебрал их одну за другой.

— А красной нет.

Но, не успев договорить, он уже умчался в ванную и вернулся оттуда с пузырьком фукорцина.

— Ложись, — приказал он сияя.

Набрав фукорцина в пипетку, он капнул красной жидкостью на лоб Кико, на руки и колени, для пущего эффекта сделал несколько пятен на полу и отступил, издали любуясь своей работой. Наконец он широко улыбнулся.

— Теперь ты и вправду похож на убитого на войне, — довольно признал он.

Но Кико уже надоело лежать, он зашевелился и при этом смазал штанишками свежие пятна на полу. Вскочив, он сказал:

— Я хочу в уборную.

— Ох, беги же скорее, — испуганно сказал Хуан.

Кико вошел в розовую ванную, повозился и наконец приподнял штанину. Делая свои дела, он улыбался — просто так — и беззаботно напевал: «Что за красота снаружи, что за вкуснота внутри». Покончив, он вернулся к брату. Хуан наставил на него ружье и закричал:

— Стой! Ну а сейчас, приятель, я буду иметь счастье всадить тебе пулю в лоб.

Кико улыбался, не понимая. Хуан добавил:

— Ты должен поднять руки, Кико.

Кико поднял руки.

— А теперь, — продолжал Хуан, — ты вытаскиваешь пистолет и стреляешь в меня.

Кико неловко пошарил в кармане, вытащил тюбик из-под пасты и навел его в сторону брата:

— Пум!

— Нет, — поправил его Хуан. — Сперва скажи: «Получай, каналья!»

— Получай, каналья, — сказал Кико.

— Нет, — настаивал Хуан. — Потом говори «пум!».

— Пум! — сказал Кико.

— Да нет же, — начал сердиться Хуан. — Сначала надо сказать: «Получай, каналья!»

— Получай, каналья.

— Не так! — закричал Хуан. — Говори: «Получай, каналья, пум!»

— Получай, каналья, пум! — повторил Кико.

Хуан, сжимая ружье, картинно растянулся на полу.

— Готово, — улыбнулся Кико. — Я тебя убил.

Хуан не спешил вставать. Он выпустил ружье и скрестил руки на животе. Кико сказал: