Опали меня любовью - [36]

Сьюзен медленно повернулась к автоответчику и застыла.

— Послушай, Шон. Ты бы поторопился и пустил в ход свое знаменитое обаяние. Я уже говорил тебе — переспи с ней, если это нужно, скажи, что любишь ее, пообещай жениться в конце концов, но только останови съемки этого проклятого фильма.

Сьюзен сидела не шевелясь и не мигая смотрела на аппарат.

— Потому что на карту поставлены уже не только «Сыпучие Пески». Джудит подала в суд на все твое имущество.

Сьюзен прижала руку к неожиданно задрожавшим губам.

— Ты слышишь меня, Шон? Она собирается отнять у тебя все на том основании, что ты виноват в смерти Алекса. И вся штука в том, что у нее это может получиться.

Сьюзен сидела очень прямо, изо всех сил стараясь удержать подступающие слезы.

— Книга наделала много вреда, но я тебе уже говорил, Шон, если этот фильм попадет на экран, мы не найдем во всей стране присяжных, которые примут нашу сторону. Нам сильно повезло, что сценарист — женщина, и я очень надеюсь, что ты не упустишь этот шанс. Не думаю, что тебе будет трудно влюбить в себя любую женщину…

Сьюзен закрыла глаза и перестала слушать. Она и так узнала гораздо больше, чем хотела. И теперь сидела, прижимая руки к губам, которые Шон целовал — по совету своего адвоката…

«Я был готов дать тебе все, что в моей власти. Я хотел, чтобы ты попросила о большем, Сью». Слова эхом отозвались в ее голове, и она сильно зажмурилась, представив, какой она выглядела в глазах Шона — трогательно беззащитной, не избавившейся от детских обид, прячущей за напускным цинизмом тоску по любви… Как легко было завоевать это одинокое сердце, разрушить эту жалкую защиту. Нет, неправда. Шон не такой. Она быстро открыла глаза, услышав этот слабый протест разбитого сердца. Она так отчаянно захотела поверить этому, что у нее почти получилось. А потом она услышала другой голос, он был спокойным и рассудительным. Да, Сьюзен, издевался он, Шон не такой, Шон никогда не смог бы использовать тебя. И твой отец — он тоже никогда не предавал тебя. И твои сестры сумели в конце концов полюбить тебя. И мачеха никогда не выгоняла тебя из твоего родного дома… Сьюзен, когда наконец ты поймешь!..

Она больше не слышала того, что говорил адвокат, заметив только, что сообщение очень длинное, и Шон, должно быть, уже ждет ее в машине.

Она поднялась из-за стола и постояла, не зная, что делать дальше. Хлопнула входная дверь, и Сьюзен услышала приближающиеся шаги.

— Сью?

Она медленно открыла глаза, подумав, что он больше не должен называть ее так. Он не имеет права так ее называть…

Он появился в дверях, удивленно глядя на нее.

— Я начал думать, что ты вообще решила не ехать.

Увидев ее лицо, он замолчал и нахмурился…

Она смотрела на него и не понимала, о чем он говорит. Ехать? Куда, к шерифу? А разве ей это еще нужно? Она действительно все еще хочет доказать всем, что Шон Форрестер совсем не тот человек, о котором пишет Джудит Рентой. Она все еще так уверена в этом?

— Сьюзен! — Он сделал шаг в комнату. Она похолодела от страха, думая только об одном: он не должен до нее дотрагиваться. Она заторопилась.

— Звонил твой адвокат. Тони… я не запомнила фамилию. Он хочет, чтобы ты позвонил ему. Он… встревожен.

Шон посмотрел на нее настороженно. Сьюзен пыталась понять, что таилось в этом взгляде: Подозрение? Тревога? Может быть, он подумал, что Тони сказал слишком много?

— Я не разговаривала с ним, — поспешно добавила она. — Он оставил сообщение на автоответчике. Но похоже, тебе нужно срочно позвонить ему. Я съезжу к шерифу одна.

Он все еще внимательно глядел на нее.

— Я думаю, нам нужно поговорить, Сьюзен. Я должен тебе кое-что сказать.

Не нужно. Я уже знаю! Я знаю все! — хотела крикнуть она. Неудивительно, что его не интересует новый сценарий: он уже получил все, что ему требовалось. И все это за несколько часов, за несколько поцелуев и несколько мгновений притворной страсти…

Она почувствовала, что задыхается. Впервые за долгие годы ей хотелось закричать. Кричать до хрипоты. Собрав остатки гордости, она заставила себя сдержаться. Главное — не заплакать. Слезы — это оружие, которое каждый раз оборачивается против тебя самой.

— Сядь, Сьюзен. Я должен был сказать тебе это еще утром.

Выдержка, выработанная годами, позволила ей улыбнуться.

— Шон, а это не может подождать? — спросила она. Как она гордилась собой в этот момент — этим ровным голосом и легким, почти кокетливым наклоном головы. Тем, что могла дышать и притворяться, что еще жива. — Я действительно считаю, что тебе нужно остаться и позвонить этому человеку, пока я съезжу и поговорю с помощником шерифа. Это недолго. Мы можем поговорить, когда я вернусь.

Даже теперь, когда она знала, что он собой представляет и как он с ней обошелся, от этого взгляда у нее ныло сердце.

— Нет, это не может ждать. Это слишком важно…

Но она уже схватила куртку и сумочку и, продолжая улыбаться, проскочила мимо него в холл, весело бросив на ходу:

— И все-таки это придется отложить, потому что я опаздываю. Мы поговорим потом, я обещаю.

Сьюзен еще слышала его голос за спиной, но уже бежала к своей машине, стоящей за «роллс-ройсом».