Опаленные страстью - [17]

— Дитя мое, ты преувеличиваешь. — Флоренс хитро прищурила свои голубые глаза. — Последний раз я прогуливалась по улице неделю назад. Боль не такая уж сильная, и ноги меня еще носят.

— Доктор не велел вам утомляться.

— А я и не утомляюсь. Ты все время мне помогаешь, порхаешь вокруг, как бабочка, исполняешь каждую мою прихоть. Но я не могу злоупотреблять твоей добротой, дорогое дитя. Твоя мама хочет, чтобы ты вернулась.

— Но она сама прислала меня сюда, чтобы я вам помогала. И я буду здесь находиться так долго, как это потребуется.

— Аннели, — запротестовал Энтони. — Матушка так страдает.

— Она точно так же страдала, когда ей приспичило отправить меня сюда, — парировала Аннели, чувствуя, что Бэрримор сверлит взглядом ее спину. Интересно, как ему, объяснили ее поспешный отъезд из города? Наверняка не сказали правду. Поэтому Аннели могла объяснить свое нежелание уехать нездоровьем Флоренс. — Ты разве не видишь, что я ей нужна? Думаешь, я настолько жестока, что брошу бабушку, беспомощную, больную?

— У меня есть Уиллеркинз, — сказала Флоренс. — И Этель. Хотя от нее постоянно несет курицей.

— Я все равно вас не оставлю.

— Я ни для кого не хочу быть обузой, даже в последние годы жизни. — Флоренс промокнула уголки глаз кружевным платочком. — Доктора говорят, что будет чудом, если я доживу до дня Святого Михаила, это меньше двух месяцев. Они лечат меня пиявками, когда я бываю парализована, но это приносит только временное облегчение.

— Парализована? — с тревогой спросил Энтони.

— Да, — печально кивнула Флоренс. — И я тогда совсем плохо соображаю. Это случается в самый неожиданный момент.

— Понимаю. Ну, маме я могу отправить сообщение и объяснить сложившуюся ситуацию. — Он осмотрел комнату, ветхую мебель, темные стены и вздрогнул. — Естественно, — добавил он, не пытаясь скрыть отвращение, — я тоже останусь и помогу чем смогу.

Флоренс опять заулыбалась.

— Конечно, оставайся. Здесь не меньше дюжины комнат, которые вот уже несколько лет пустуют. Ту, где ты поселишься, можно хорошенько убрать, и она будет в полном порядке. Дождей сейчас нет, и вам, джентльмены, здесь будет удобно. Летучие мыши, как выяснила моя внучка, не проблема, если держать шторы закрытыми и стелить коврики на подоконники. А вы, сэр, извините, запамятовала ваше имя?..

— Бэрримор, — подсказал маркиз, придя от услышанного в еще больший ужас, чем Энтони.

— Я знала одного Бэрримора. Не то мясника, не то мусорщика. Он таскал апельсины из детских рождественских корзин. Это было так давно, что даже лицо его стерлось из памяти. Он был, разумеется, старше вас — пожалуй, ровесником вашего прадеда. А ваш прадед наверняка не был мусорщиком, не так ли?

— Нет, мадам, он не был мусорщиком. Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством в такое смутное время. Фэрчайлд, можно тебя на минуту? — обратился он к Энтони.

Энтони вскочил с места.

— Конечно. Дамы, вы нас простите?

Он слегка поклонился, и они с Барримором отошли к окну.

Аннели наклонила голову и едва слышно произнесла:

— Извините, бабушка, но ничего другого я не могла придумать.

— Все ясно, — так же тихо ответила Флоренс. — Насколько я понимаю, этого Бэрримора мама и прочит тебе в мужья?

Аннели вскинула голову. Ее огромные синие глаза блестели.

— Она уверяет, что он для меня блестящая партия.

— М-м. Он, несомненно, богат, знатен, красив. И она полагает, что ты должна быть благодарна судьбе за то, что он обратил на тебя внимание?

— Это она мне говорила тысячу раз, — мрачно сказала Аннели.

— А ты тысячу раз отказывалась… Поэтому она и прислала тебя сюда? В наказание? — Флоренс сжала ее руку. — Только скажи — и я прикажу Уиллеркинзу принести охотничье ружье.

— Мне… нужно время, чтобы подумать, — ответила Аннели.

— Подумай и прими мудрое решение. Все предусмотрено. — Флоренс подмигнула ей, явно наслаждаясь конспирацией. — Этот старый дурак однажды чуть было не прострелил себе ногу, пытаясь почистить пистолет Брума.

Аннели, взволнованная создавшимся положением, не забывала и о другом «госте».

— Мистер Олторп очнулся, бабушка, — тихо сказала она. — Мы успели немного поговорить, и… — она бросила взгляд через плечо, желая убедиться, что мужчины их не слышат, — и он сказал, что ничего не помнит.

— Даже то, как очутился на берегу?

— Вообще ничего. Ни где он находится, ни кто он; не помнит, чем занимался перед тем, как его выбросило на берег.

— Как странно. Никогда о таком не слышала. Нет, вообще-то слышала: как-то один моряк сказал, что потерял память после тяжелой лихорадки в море. Но я думаю, это случилось из-за того, что его жена в Плимуте узнала о его другой жене, в Портсмуте. Значит, он ничего не помнит?

— Ничего. Даже своего имени.

— Очень странно, — пробормотала Флоренс, откинувшись в кресле, когда мужчины вновь присоединились к ним.

— Бэрримор предложил блестящий вариант, который должен всех устроить, — сообщил Энтони. — Он говорит, что в Торки, где он часто бывал по делам, есть отличная вилла с видом на бухту, всего в пяти милях отсюда. Мы можем там поселиться. Если понадобится, успеем прийти вам на помощь, но не будем докучать своим присутствием. А я немедленно отправлю маме письмо, объясню ситуацию и попрошу подождать еще несколько дней.