Онтология взрыва - [6]
Для классической механики глубина этих принципов - законы Ньютона и сохранения, для квантовой - уравнение Шредингера. Уравнения Максвелла достаточны для онтологических амбиций электродинамики.
Если верно, что глубину бытийных принципов теории определяет глубина ее верификации, то степень доверия к онтологической структуре теории определяется мерой ее универсальной значимости. Существует на удивление простой показатель того, когда истинность онтологической базы теории становится предметом веры. Он обнаруживает неожиданную связь между теорией познания и областью криминального. Это - мера ответственности, которая законодательно предъявляется обществом авторам инженерных проектов, сделанных на основании канонического знания в границах каждой из верифицированных теорий. Выберите теорию, востребованное обществом применение которой не повлечет никакой меры ответственности за отрицательные последствия этого шага - это и будет наименее верифицированное знание. То есть знание, о котором можно говорить, что внутри него отсутствует значимая бытийная структура. Дедуктивное ядро науки всегда содержит в себе какую-то метафизику, а метафизика - онтологию. Значимость знания тем выше, чем больше оно позволяет инженерных применений внутри себя, не вызывая при этом необходимости возвращаться к выяснению своей онтологии.
Алхимия для себя инженерных применений не допускала, потому что ее идея химического превращения металлов из дешевых в дорогие не была выстроена на сколько-нибудь прочной онтологической основе. (Правда, она способствовала множеству полезных применений внутри накопленного опыта, а самое главное создала верификационную базу для будущих естественнонаучных теорий.)
Если сосчитать глобальные научные лаборатории, внутри которых сегодня работают инженерные мастерские, трудно избежать чувства удивления по поводу того, сколько их мало: физика, химия, математика (как источник информационной инженерии), да генная биология, примыкающая к ним. Все, что в медицине можно считать поставленным на инженерную основу, тоже так или иначе пересекается с этими науками. Ни психология, ни экономика, ни весь комплекс социальных наук в своем сегодняшнем состоянии не обладают теоретической значимостью, достаточной для полноприводной инженерии.
Недаром Джордж Сорос, весь успех которого нанизан на его стартовое недоверие к устоявшимся схемам знания, назвал книгу о своем опыте в финансовом ремесле "Алхимия финансов". Реальность совсем не однородна по отношению к методам ее изучения, объясняет Сорос. Те ее участки, в которых взаимодействие изучающего Я с ее фрагментами незначительно, обслуживаются старыми добрыми научными технологиями, отличающимися однозначной определенностью и точечной четкостью модельных образов. К такому идеалу научности приучила нас классическая физика, но он не работает там, где взаимодействие Я с изучаемыми обстоятельствами реальности заметно влияет на состояние реальности. Эту отличительную и решающую близость Я и реальности Сорос называет рефлексивностью, что довольно точно адресует нас к теории множеств и к парадоксу Бертрана Рассела.
Предсказательные возможности классической физики обеспечены силлогистической простотой аристотелевской формальной логики.
В мире, наполненном междучеловеческими отношениями, классическая логика служит только антиисторицисту Карлу Попперу для того, чтобы опровергнуть возможность научных предсказаний. Мир междучеловеческих отношений, постоянно изменяющих его, - это мир социальности. Х. Ортега-и-Гассет как-то с удивлением обнаружил, что самые авторитетные труды и самые фундаментальные исследования по социологии не содержат и намека не только на определение материи социальности, но и на сами поиски ее. То есть социальность как слой реальности в них не только не кодифицирована онтологически, но даже не попала под вопрос о такой возможности. Это открытие, сделанное им в разгаре 20-го века, поразило его. Оно способно поразить любого, кто приучил себя к мысли, что социология - это надежно разработанная наука с устойчивыми квалификационными возможностями.
Без фундаментальных разработок на глубине онтологических оснований любое знание остается алхимическим. Кажется, интуитивно это поняли еще математики конца прошлого века, когда бросились создавать теорию чисел, а затем теорию доказательств. (Математику 19-го века трудно назвать алхимической - несколько веков до этого она имела дело с числами и доказательствами, ее онтологическое начало присутствовало в ее аксиоматических системах.) Казалось, оставалось навести дедуктивный блеск в математическом доме, сделать евроремонт в стиле кантовских "Критик". Но так иногда бывает: рассчитываешь на легкие поправки, снимаешь старую штукатурку, а то, что находишь под ней, отправляет к краеугольным камням. Так прогулочный проект Гильберта создать унифицированную теорию математического доказательства закончился теоремой Геделя о неполноте, ограничивающей глубину доказательности для любой дедуктивной системы.
Еще история с 5-м постулатом Эвклида, счастливо разрешившаяся исторически совсем незадолго до замыслов Гильберта, дала повод задуматься о том, что сколько угодно глубокое умозрение не имеет бесконечно глубоких аксиоматических корней.
Стоицизм, самая влиятельная философская школа в Римской империи, предлагает действенные способы укрепить характер перед вызовами современных реалий. Сенека, которого считают самым талантливым и гуманным автором в истории стоицизма, учит нас необходимости свободы и цели в жизни. Его самый объемный труд, более сотни «Нравственных писем к Луцилию», адресованных близкому другу, рассказывает о том, как научиться утраченному искусству дружбы и осознать истинную ее природу, как преодолеть гнев, как встречать горе, как превратить неудачи в возможности для развития, как жить в обществе, как быть искренним, как жить, не боясь смерти, как полной грудью ощущать любовь и благодарность и как обрести свободу, спокойствие и радость. В этой книге, права на перевод которой купили 14 стран, философ Дэвид Фиделер анализирует классические работы Сенеки, объясняя его идеи, но не упрощая их.
Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.
Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.
Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.
Основой этой книги является систематическая трактовка исторического перехода Запада от монархии к демократии. Ревизионистская по характеру, она описывает, почему монархия меньшее зло, чем демократия, но при этом находит недостатки в обоих. Ее методология аксиомативно-дедуктивная, она позволяет писателю выводить экономические и социологические теоремы, а затем применять их для интерпретации исторических событий. Неотразимая глава о временных предпочтениях объясняет процесс цивилизации как результат снижающихся ставок временного предпочтения и постройки структуры капитала, и объясняет, как взаимодействия между людьми могут снизить ставку временных предпочтений, проводя параллели с Рикардианским Законом об образовании связей. Сфокусировавшись на этом, автор интерпретирует разные исторические феномены, такие как рост уровня преступности, деградация стандартов морали и рост сверхгосударства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.