Онтологически человек - [11]

Кармин, крик, истерика, ярость.

Кобальт, воля, отстраненность, стремление.

Багрец, отчаянье, одержимость, безумие.

Старательно разграфленный по оттенкам ватман шуршал и путался, сворачиваясь рулонами. Можно было идти последовательно по спектру, но Нимуэ боялась, что не успеет.

Бирюза, бриз, простор, ясность.

Изумруд, изумление, погружение, растворение.

Нефрит, недеяние, покой, забвение.

Мирддин стоял, не шевелясь, без всякого выражения на лице, еще больше похожий на витраж, чем когда-либо, только зрачки у него ходили вверх-вниз и вправо-влево, когда он оглядывал комнату.

— Есть способ проще, — вдруг сказал он.

Нимуэ подняла голову.

— Какой? Я даже облик не могу сменить.

Мирддин хрустнул пальцами.

— Я могу вывести тебя. Как в прошлый раз.

Ей все-таки пришлось сесть. Перед глазами поплыло алое, золотое и черное.

— Нимуэ.

Она зажмурилась и мотнула головой.

— Нимье. Нинева. Посмотри на меня, — с нажимом произнес Мирддин. — Есть вещи, которых я не хочу знать. Я не хочу с этим знанием жить.

Нимуэ открыла глаза и увидела, что он держит перед ее лицом осколок. Осколок был белый, фарфоровый, по сколу заляпанный красным, и красное уже потемнело и стало из алого бурым. Нимуэ ощутила, как кровь приливает к щекам.

— Зачем ты здесь? — сказала она, чтоб хоть что-нибудь сказать.

На стол легла пуговица. Круглая пластиковая пуговица с четырьмя дырочками веселенького зеленого цвета, с едва заметной сеткой царапин, будто кто-то долго таскал ее в кармане с прочей металлической мелочью.

— Я ухожу в Срединные земли. Не хочу оставлять незавершенного.

Голос двоился; не так, как эхо, а так, как при переводе. Будто за его спиной ревет океан, а Мирддин, вольно или невольно, дублирует привычной речью то, о чем шумят волны по ту сторону одиннадцати измерений.

Пена девятого вала; предвечное Божье слово...

Наверное, следовало отказаться. Но сил отказаться у нее не было.

Нимуэ убрала волосы с лица и выпрямилась.

— Хорошо. Когда?

— Сейчас.

Глаза у него были серые, почти прозрачные. Там, где-то там, за глазными яблоками, внутри была вселенная и путь во вселенную. С пустынными берегами, морями, дорогами, городами, дикими травами, белыми силуэтами чаек, дремучими лесами, кронами, упирающимися в небо, пляшущими созвездиями...

Ничто из этого ей не принадлежало, но смотреть, смотреть было можно, и она смотрела.

Они встали посреди комнаты. За стеклом вышло солнце, высветив на полу просвечивающий сквозь белую краску рисунок волокон на древесине. Они заняли стойку — три пальца у виска, симметрично. Вышло не с первой попытки; наверное, дело было в отсутствии практики. Или в том, чем это кончилось в прошлый раз. Никак не удавалось синхронизировать сердцебиение. Раньше это давалось как-то проще.

В конце концов Мирддин неловко прижал ее к себе одной рукой; он был сильно выше, Нимуэ отвернула голову вбок. Совсем рядом, под щекой, стучало быстро и ровно; так бывает, если стоять на мосту и смотреть, как несется внизу поезд между зеленых холмов, параллельно реке, и всегда есть такой момент, когда цепочка вагонов растянута от горизонта до горизонта, и они мчатся, не останавливаясь, и кажется, что у поезда нет ни конца, ни начала, он просто оборачивает планету и мчится, мчится, мчится.

Какая-то чужая эмоция проходила мимо, совсем рядом. У Нимуэ не было для нее названия.

Она заметила, что Мирддин почти беззвучно повторяет цепочку имен, загибая на свободной руке пальцы. Он дошел до последнего и замер.

— На счет три, — сказал он напряженным голосом.

Она замерла, выравнивая дыхание, как ныряльщик перед прыжком.

Раз.

Два.

Три.

Что есть человек?

Человек есть тот, кто включает в себя все.

Сок сладких плодов; предвечное Божье слово;

мед дикий; цвет горный и цвет деревьев;

земная соль; руда, что таится в недрах.

Листья крапивы.

Пена девятого вала.

На одно длинное, длинное мгновение мир внутри и вовне застыл в неустойчивом равновесии. Так, наверно, как это было до начала истории. До Разделения.

«Я могу быть с тобой. Но я не могу заменить тебе мир снаружи».

«Я знаю».

Слова падали, как снег на воду.

Одно долгое, долгое мгновение сконденсировалось между ними, как жемчуг в раковине. Как точка отсчета. А потом створки разжались, и сила инерции разнесла их в разные стороны.

Нимуэ поняла, что падает куда-то в бесконечную бездну. Все зашлось от ужаса и необратимости происходящего.

Ее будто бросили в тигель. Раскаленный поток хлынул, разрывая ее на части, фрагменты, молекулы.

До коллоида. До звездной пыли.

А потом будто сработал огромный магнит, будто взрыв наоборот и все мельчайшие осколки сошлись к единому центру, заново соединяясь в единое целое.

Я не человек.

Я озеро.

Нимуэ засмеялась.

Это было так просто — не нужно было вмещать невмещаемое. Нужно было принять часть потока, который шел вокруг нее, мимо нее, сквозь нее, принять, пропустить сквозь себя и передать дальше, как река передает воду.

Будто огромная ладонь уперлась в спину — так крыло ложится на ветер.

Она протянула вперед незримые руки и увидела, как прорастают из запястий наружу вены, как размыкаются, как алая горячая кровь дану смешивается с холодной, прозрачной кровью озера. Как озеро наполняет земную чашу, как вбирает в себя ключи, как выдыхает в воздух туман, уходящий столбами в небо, как дыхание копится тучами, как проливается вниз, как касается губ, как уходит внутрь, как становится кровью, алой, горячей кровью дану. Человеческой кровью.