Оно. Том 2. Воссоединение - [7]

Они знали о достижениях Билла и Бена, но у Билла сложилось ощущение, что до самого последнего времени они никак не связывали их имена (Бен – архитектор, он – писатель) с друзьями детства. Беверли достала из сумочки по экземпляру «Джоанны» и «Черной стремнины» (обе в карманном формате) и попросила автограф. Билл отказываться не стал, но заметил, что книги новенькие, словно она купила их в киоске в аэропорту, когда вышла из самолета.

В той же манере Ричи сказал Бену, в каком он восторге от коммуникационного центра Би-би-си в Лондоне… но в его глазах читалось недоумение, словно он не мог связать то здание с этим мужчиной… или с толстым мальчишкой, который показал им, как затопить половину Пустоши с помощью нескольких украденных досок и ржавой автомобильной дверцы.

Ричи работал диджеем в Калифорнии. Он сказал им, что его прозвище – Человек тысячи голосов, и Билл застонал:

– Господи, Ричи, твои голоса всегда были такими жуткими.

– Лестью вы ничего не добьетесь, миста, – небрежно ответил Ричи.

Когда Бев спросила, носит ли он контактные линзы, Ричи понизил голос:

– Наклонись поближе, бей-би.

Беверли наклонилась и радостно вскрикнула, когда Ричи чуть повернул голову, чтобы она увидела край мягких линз «Гидромист», которые он носил.

– Библиотека все та же? – спросил Бен Майка Хэнлона.

Майк достал бумажник и продемонстрировал фотографию библиотеки с высоты птичьего полета. Проделал это с гордостью человека, показывающего фотографии своих детей после вопроса о семье.

– Ее сделал парень, у которого свой легкомоторный самолет, – пояснил он, когда фотография пошла по рукам. – Я пытался убедить Городской совет или какого-нибудь хорошо обеспеченного частного спонсора выделить деньги на увеличение фотографии до размеров витража, чтобы повесить ее в детской библиотеке. Пока безрезультатно. Но фотография хорошая, правда?

Они все согласились. Бен смотрел на нее дольше всех, просто впился взглядом. Наконец постучал пальцем по стеклянному коридору, который соединял два здания.

– Ты где-нибудь такое видел, Майк?

Майк улыбнулся:

– Это твой коммуникационный центр, – и все шестеро опять рассмеялись.

Принесли напитки. Все наконец-то расселись.

Комнату окутала тишина, неожиданная, неловкая, вызвавшая замешательство. Они переглянулись.

– Ну? – спросила Беверли обволакивающим, чуть хрипловатым голосом. – За что пьем?

– За нас, – тут же ответил Ричи. Уже не улыбаясь. Он встретился взглядом с Биллом, всколыхнув в нем бурю эмоций, с которыми Билл едва справился: он вспомнил себя и Ричи посреди Нейболт-стрит, когда тварь, которая могла быть клоуном или могла быть оборотнем, исчезла, а они обнимали друг друга и плакали. Его рука, поднимая стакан, дрожала, и несколько капель упали на салфетку.

Ричи медленно встал и, один за другим, они последовали его примеру: Билл – первым, потом Бен и Эдди, Беверли и, наконец, Майк Хэнлон.

– За нас, – повторил Ричи, и его голос, как и рука Билла, чуть дрожал. – За Клуб неудачников 1958.

– За Неудачников. – В голосе Бев слышались веселые нотки.

– Неудачников. – Лицо Эдди за очками без оправы было бледным и старым.

– Неудачников, – согласился Бен. Легкая и печальная улыбка искривила уголки рта.

– Неудачников, – промолвил Майк Хэнлон.

– Неудачников, – подвел черту Билл.

Они чокнулись. Выпили.

Вновь упала тишина, но на этот раз Ричи ее не нарушил. Все чувствовали, сколь необходима эта пауза.

Они сели, и Билл повернулся к человеку, который их собрал.

– Выкладывай, Майк. Расскажи нам, что здесь происходит и что мы можем сделать.

– Сначала поедим, – ответил Майк. – Поговорим позже.

Они принялись за еду… и ели долго и с удовольствием. «Как в старом анекдоте про приговоренного к смерти», – подумал Билл, и почувствовал, что сам давно уже не ел с таким аппетитом… его так и подмывало подумать: «С самого детства». Готовили в ресторане не на высшем уровне, но и далеко не плохо, и еды было много. Вскоре все шестеро активно передавали друг другу стоящие на столе блюда: свиные ребрышки, курицу с грибами, обжаренные куриные крылышки, блинчики с овощами, водяные орехи, завернутые в бекон, полоски копченой говядины на шпажках.

Прежде всего им на стол поставили подносы с закусками, по центру каждого стояла маленькая керамическая жаровня. И Ричи (он делил поднос с Беверли), как ребенок, держал над жаровней все, что потом клал в свою тарелку, включая половину блинчика с овощами и несколько красных фасолин.

– Жаровня на столе – мне это так нравится, – признался он Бену. – Я бы съел говно на палочке, если на моем столе стоит жаровня.

– И вероятно, уже съел, – хмыкнул Билл, и Беверли так смеялась, что ей пришлось выплюнуть еду на салфетку, чтобы не подавиться.

– Господи, кажется, меня сейчас вырвет. – Ричи так точно сымитировал Дона Пардо 10, что Беверли засмеялась еще сильнее, ее лицо стало пунцовым.

– Прекрати, Ричи, – выдохнула она. – Я тебя предупреждаю.

– Предупреждение услышано, – ответил Ричи. – Кушай, кушай, дорогая.

Роуз сама принесла десерт – большую гору «Запеченной Аляски» 11, и сама зажгла торт во главе стола, там, где сидел Майк.

– Больше жаровен на моем столе, – изрек Ричи голосом человека, который умер и отправился на небеса. – Это лучшая трапеза, какую мне доводилось есть в этой жизни.