Оникс и слоновая кость - [3]

, – подумала она.

– Открывай ворота. Пип охромел.

Корт посмотрел на мерина и покачал головой. Его светлые кудри резво запрыгали. Вместо почтарской формы на Корте была зеленая рубаха навыпуск, бриджи и высокие черные ботинки. Глядя на этот щегольской наряд, Кейт остро ощутила, какая же она замарашка. Кое-как расправила замызганную рубашку, отбросила со лба прядь иссиня-черных волос, выбившуюся из заплетенной еще утром косы.

– Твой конь не охромел. Он, считай, что околел, – вынес вердикт Корт, осмотрев Пипа.

– Отпирай ворота! – Кейт вцепилась в поводья.

– Как его угораздило? – Корт вновь встряхнул кукольными кудрями. – Ты на нем со скалы спрыгнула, что ли? Могу поклясться, нас этому не учили.

Кейт отвернулась к воротам и уже открыла было рот, чтобы позвать кого-нибудь другого, но Корт скрылся в доме. Вскоре он появился в конюшне и отпер ворота.

– Пойдем, Пип. Еще чуточку. – Кейт потянула коня за поводья.

– Бедолага. – Корт хлопнул его по крупу, и мерин вздрогнул. – Вот что бывает, когда таскаешь на спине изменников. Между прочим, – Корт, кривляясь, подпер подбородок кулаком, – что там говорится в клятве почтарей, а, Изменница Кейт? Насчет защиты коня любой ценой?

Она молча прошла внутрь, чувствуя, что от каждого его слова закипает кровь. У нее имелись все основания ненавидеть Корта Оллгуда. Он первым узнал, кем она была на самом деле: Кейт Брайтон из Норгарда. Дочь Хейла Брайтона, человека, пытавшегося убить верховного короля Инея.

Дочь изменника.

После казни отца Кейт, убегая от прошлого, перебралась в Фархольд, где надеялась начать новую жизнь под новым именем. Первые десять месяцев все шло хорошо, а потом Корт увидел ее портрет в ежемесячном «Королевском вестнике» – альманахе, который недавно начал выпускать двор, рассылая его во все крупные города Инея. Портрет сопровождался статьей о том, как год назад король счастливо избежал покушения Хейла Брайтона. Через несколько дней почтарке Кейт Миллер пришлось вновь стать Кейт Брайтон. Еще повезло, что не выгнали.

– С другой стороны, – продолжал разглагольствовать Корт, шагая рядом, – сдержи ты клятву, что бы сталось с твоей репутацией изменницы? – Он помедлил, нахмурившись. – Мне всегда было любопытно, из-за чего твой отец покушался на короля? Об этом нигде не пишут. А ты знаешь?

Кейт не ответила. Она и сама множество раз задавалась тем же вопросом, но ответа на него так и не узнала. И не узнает уже никогда. Как любят говаривать священники, мертвые правды не выдадут.

Заметив подручного конюха, Кейт помахала ему:

– Приведи-ка сюда мейстера Льюиса.

Мальчик, похоже, собирался запротестовать, но увидев ковыляющего на трех ногах Пипа передумал. Пока подручный бегал за мейстером, Кейт повела мерина к восточным денникам. Корт было пошел за ней, готовый изречь очередную язвительную тираду, но тут кто-то окликнул его по имени. Отозвавшись, он опять повернулся к Кейт:

– Ладно, мне пора, Изменница. Удачи в спасении этого обреченного коняги.

– Заткнись! – Она больше не в силах была сдерживать гнев. – Пип вовсе не обречен.

Корт торжествующе загоготал.

– Я предложил бы тебе сделать ставку, но в этом нет никакого азарта, если результат известен заранее.

Подмигнув ей, он развернулся и ушел.

«Надеюсь, Корт Оллгуд, ты подавишься собственной желчью», – мысленно огрызнулась Кейт.

Она как раз завела Пипа в денник, когда пришел мейстер. Невысокий, тонкий и гибкий, как хлыст, Дикон Льюис, несмотря на немалый возраст, мог дать фору любому наезднику, состоявшему под его началом. Короткие черные волосы, тронутые сединой, обрамляли смуглое костлявое лицо, туго обтянутое старческой кожей. Он и так-то отличался крутым нравом, а сегодня Кейт и вовсе боялась поднять на мейстера глаза, опасаясь заслуженной взбучки. Она то и дело безотчетно разглаживала рубашку, словно надеялась, что опрятный вид поможет смягчить наказание.

Мельком глянув на Кейт, мейстер остановился, осматривая Пипа. Затем он вошел в денник и провел рукой по больной ноге. Мерин недовольно шарахнулся. Льюис отпустил ногу, выпрямился и со вздохом произнес:

– Я вызову целителя.

Сомнение в его голосе стало для Кейт ударом под дых.

– Возможно, я и сумею залечить кость, – изрек пришедший вскоре магик-целитель, – но не уверен, что конь будет пригоден для работы.

Магик поднялся и оправил зеленую мантию – непременный атрибут своего ордена. Чарокамень, который лекарь использовал, чтобы определить увечье, остался прикрепленным к кожаной повязке на бабке Пипа. Камень светился алым цветом и пульсировал, точно сердце.

Кейт уставилась на зеленую мантию. Ей были неприятны и маска, скрывавшая лицо целителя, и его сухой, безразличный тон. Все магики носили маски. Чем больше маска закрывала лицо, тем выше был ранг ее обладателя. У этого лицо было закрыто полностью: мейстер, первый в своем ордене. И самый дорогостоящий, кстати.

– Сколько? – так же бесстрастно спросил Дикон, но то, как он потирал четыре шрама на левом предплечье, выдавало его беспокойство.

Шрамы были глубокими, изуродованные мускулы казались сведенными судорогой. Мало кто выживал после нападения ночных драконов, а Дикон за свою долгую службу на почте умудрился пережить целых два.