Онича - [40]

Под вечер они высадились на отлогом берегу, там, где река Кросс делает поворот. Окаво сказал, что именно отсюда начинается путь к Аро-Чуку. Где-то на противоположном берегу в лесу скрыты менгиры. Джеффри складывает свои вещи на ночь, а пирога тем временем уплывает, увозя людей и товары к верховьям реки. Окаво сидит на камне, смотрит на воду, ничего не говоря. Его лицо высечено из черного блестящего камня. Взгляд прикрыт тяжелыми веками, губы выгнуты в полуулыбке. На лбу и щеках блестят знаки итси, словно медная пыль ожила. На лбу — солнце и луна, глаза небесной птицы. На щеках — крылья и хвост сокола. Когда приходит ночь, Джеффри закутывается в одеяло, прячась от укусов мошкары. По плёсу разносится шум реки. Он знает, что подобрался к самому сердцу к самой причине всех путешествий. И не может уснуть.

* * *

После проливных дождей и июльских бурь настало августовское затишье, которое называют «малый сухой сезон».

Им-то и воспользовался Джеффри, чтобы отправиться на восток. Вставая поутру, Финтан видел облака, висящие в небе над рекой. Красная земля уже растрескивалась, образуя неровные плитки, но река продолжала нести илистую воду, темную, лиловую, загроможденную стволами деревьев, вырванных на берегах Бенуэ.

Финтан и подумать не мог, что эта короткая пора доставит ему такое счастье. Быть может, из-за Омеруна, деревни, реки. После полудня, когда May отдыхала в комнате с закрытыми ставнями, Финтан убегал босиком в саванну, к большому дереву, и там поджидал Бони. По пути к месту встречи слышал тихие звуки санзы[52], сплетавшиеся с гудением насекомых. Это напоминало музыку, которой вызывают дождь.

В стороне Агулу, Нанки, реки Маму и большой расселины громоздились облака, образуя горную цепь. На равнине виднелись дымки над деревнями, фермами. Финтан слышал тявканье собак, разносившееся все дальше и дальше, с поля на поле. Идя к дереву, Финтан слушал и смотрел жадно, словно в последний раз.

Джеффри уехал по дороге в Оверри. Быть может, отправился на поиски другого дома? Ведь в «Ибузуне» поселится его преемник. Но Джеффри говорил об этом странном месте, Аро-Чуку — таинственном, магическом городе посреди саванны. Прежде чем сесть в свой «форд», он странно себя повел. С силой прижал Финтана к себе, погладил по волосам. Сказал очень быстро и тихо: «Прости, boy, мне не надо было так срываться. Я устал, понимаешь?» Сердце у Финтана сильно забилось, мысли путались, словно он вот-вот заплачет. Джеффри еще шепнул: «До свидания, boy, позаботься о маме». Потом сел за руль, согнув свое длинное тело. На соседнее сиденье положил портфель, который брал с собой, когда ездил по делам в Порт-Харкорт. Насовсем, что ли, уезжает? — подумал Финтан. И тут же пожалел, что этот вопрос пришел ему в голову.

May говорила об Оверри, Абакалики, Огодже, о людях, которых он увидит, о доме, который они предполагают там найти. Впервые она произносила «твой отец». Если повезет, они, быть может, смогут остаться, не вернутся в Марсель. «Форд» доехал до дороги, вздымая красную пыль, потом спустился к берегу и потерялся на улицах Оничи.

Большое дерево росло на вершине бугра, откуда была видна долина Омеруна. Бони сидел на корнях, играл на санзе и смотрел вдаль. С тех пор как в тюрьму попал и его брат, он изменился. Не приходил больше к дому Джеффри, а если встречал Финтана в городе, переходил на другую сторону улицы.

Бони знал, что Джеффри уехал. Знал про Оверри, про Аро-Чуку. Финтан даже не удивился. Бони знал все, словно мог слышать людские разговоры на расстоянии.

Финтан никогда не говорил с ним о Джеффри. Только один раз, после того как они ночевали у воды мбьям и Джеффри выпорол его ремнем, Финтан показал следы на своих ногах и спине. Сказал: «Poko Ingezi». Бони забавлялся, повторяя за ним: «Poko Ingezi».

Финтан очень любил Омерун. Хижина бабушки Бони стояла на берегу реки. Старушка кормила их фуфу, жареным ямсом, испеченным в золе бататом. У этой низенькой женщины было удивительное при ее дородности имя: ее звали Уго, что значит «хищная птица, летающая в небе», сокол, орел. Она называла Финтана «уму», словно он тоже был ее внуком. Иногда Финтану казалось, что это и вправду его семья, что его кожа стала такой же, как у Бони, черной и гладкой.

May еще спала под сеткой в комнате с приоткрытыми ставнями. Финтан проскользнул туда босиком, чтобы взглянуть на нее, затаив дыхание из страха разбудить. Такой он любил ее больше всего — спящей, с темными спутанными завитками на щеках, с отсветом зари на плечах. Как раньше, в Сен-Мартене или на «Сурабае», где они были одни в каюте.

С тех пор как Джеффри уехал в сторону Оверри, к реке Кросс, все изменилось. В доме царил необычайный покой, Финтану даже выходить не хотелось. Мир застыл в неподвижности, заснул тем же сном, что и May, потому и дожди перестали лить. Можно было забыть все. Не было больше ни Клуба, ни Пристани; склады «Юнайтед Африка» закрылись. May тоже не хотелось ходить вниз, в город. С нее было довольно и того, что можно смотреть на реку с террасы или же заниматься с Финтаном, повторять с ним таблицу умножения, неправильные английские глаголы. Она даже вновь начала записывать стихи в свою тетрадку — о реке, о рынке, о горящих кострах, о запахе жареной рыбы, о ямсе, о перезрелых плодах. Столько всего требовалось высказать, что она даже не знала, с чего начать. Это было немного грустно, потому что ею вновь завладела та же торопливость, то же нетерпение, что и перед отплытием из Марселя. А куда теперь придется уезжать?