Они встали на пути «Тайфуна» - [6]

К сталеварам комиссар отнесся с особым вниманием:

— А, гегемон, рабочая косточка! Цвет комсомола! Небось хотите вместе, в одну группу?

— А как же! — ответил за всех Пахомов. — Один за всех, за тебя весь цех!

Немцы напоминали о себе и в Кунцеве. В ночь на 25 октября разведчики, проснувшись, наскоро одевшись, по тревоге выбегали из дач, смотрели в сторону Москвы. Над родной столицей гроздьями висели на парашютиках ослепительные САБ — светящиеся авиационные бомбы, плясали лучи прожекторов. К серебристому мотыльку-самолету тянулись цветные трассы пуль зенитных пулеметов. Картина была величавая, грозная, даже красивая — если бы внизу была не Москва, родной дом с матерью, с сестрами, жена…

А 26 октября сообщение Лидова с фронта было озаглавлено: «Ожесточенные бои на подступах к Москве».

В те дни газеты были полны такими заголовками: «Взбесившийся фашистский зверь угрожает Москве — великой столице СССР», «Преградить дорогу врагу», «Драться до последней капли крови».

Из Москвы выехали в открытой трехтонке в своей гражданской одежде — в москвошвеевских зимних пальто, в недорогих «семисезонках», купленных до войны на первые трудовые деньги в московских универмагах, в штопаных-перештопаных материнскими руками носках. Словно едут ребята не в тыл врага, а «на картошку». Но в руках — винтовки. В заплечных мешках — смена белья, продуктов на неделю и, главное, гранаты, тол, запас патронов, мины-противопехотки, толовые шашки с бикфордовым шнуром и взрывателями.

Ехали по запруженному войсками Волоколамскому шоссе. Покровское-Стрешнево, куда Костя Пахомов не раз, бывало, приезжал летом купаться в Москве-реке, сыграть с ребятами в футбол, побродить в сосновом бору. Так и нахлынули на Костю довоенные воспоминания. Вот Тушино. Лес, овраги. Где-то тут почти три с половиной века назад стоял лагерем Лжедмитрий II, «тушинский вор». По истории проходили. На воздушные парады сюда приезжали. Костя в здешний аэроклуб мечтал попасть. А сейчас «вал» самозванца изрыт свежими окопами, «начинен» дзотами.

С небывалой остротой ощутил вдруг Костя связь времен, ощутил себя потомком, наследником не только борцов революции, но и всех героев и защитников России, понял, что за всю историю Родины он теперь в ответе, за прошлое и будущее ее…

Проехали Красногорск, Опалиху. Говорят, в Опалихе жил опальный патриарх всея Руси Никон, потому и Опалихой прозвали.

Нахабино, Дедовск, Снегири… Уж более двух часов в пути. Когда подъезжали к Истре, слышали отчетливо грохот орудий. Ребята изрядно продрогли в открытом кузове, но этот гром заставил их забыть о холоде. У всех сильнее забилось сердце. Фронт был совсем рядом.

— Охотники у нас имеются? — спросил Костя Пахомов. — Сейчас самая охота тут на зайца и лисицу.

— А мы будем охотиться на фашистских волков, — с усмешкой проговорил Кирьяков.

— Ну что ж, — оживился Костя, — на волков у нас всюду разрешается охота, в любое время года.

Сопровождал группу до линии фронта «направленец» старший лейтенант Михаил Клейменов.

Линию фронта перешли в темную осеннюю ночь где-то близ деревни Ченцы, у Волоколамского шоссе. В группе было восемь разведчиков-подрывников: пятерка серпомолотовцев во главе с Костей Пахомовым, назначенным командиром группы, молоденький Ваня Маненков с «Москабеля» и две юные девушки-студентки из Московского художественно-промышленного училища имени Калинина — Женя Полтавская и Шура Луковина-Грибкова. Первое задание было кратковременным — разведчики надеялись вернуться в часть к празднику — к двадцать четвертой годовщине Октября. Почти все они были моложе Октября. Костя Пахомов был ровесником революции.

— Мы в тылу врага, — говорил Костя Пахомов ребятам, — но мы на своей земле, а враг — на чужой. Партизан, как Антей, силен своей связью с матерью-землей.

Группа минировала по ночам шоссе и большаки, разбрасывала «колючки» на проселках в тылу 5-го армейского корпуса генерала Рихарда Руофа, который потом будет штурмовать «Малую землю» под Новороссийском.

Костя Пахомов еще совсем не воевал. Ни разу не ходил в тыл врага. Наверно, из него получился бы хороший командир. Наверно. Но судьба отмерила ему обидно мало времени на войне. Ему не суждено было дожить до победы, большой Победы.

Перед выходом на главное задание ребята тихонько пропели свою любимую песню — «Орленок».

…..Не хочется думать о смерти, поверь мне,

В шестнадцать мальчишеских лет…

Серпомолотовцы считали эту песню своей. Как же! Ведь слова сочинил бывший рабочий завода поэт Яков Шведов!

Непроглядной ноябрьской ночью восьмерка диверсантов во главе с Костей Пахомовым, ловко обойдя многочисленные посты и заставы, проникла на окраину кишевшего немецкими войсками Волоколамска, чтобы совершить крупную диверсию, чтобы хоть ненадолго задержать в эти решающие дни рвавшихся к Москве немцев. Лишь случайно обнаружили диверсантов часовые. Они подняли тревогу, вызвали караульную команду. По приказу дежурного офицера в штабе коменданта и начальника гарнизона Волоколамска немедленно выехала мотоциклетная рота…

На рассвете 5 ноября диверсантов окружили на городском кладбище. Там среди мрачных могил и крестов они приняли последний бой. Отбивались отчаянно, прячась за могильными плитами, за тронутыми инеем могилами. Над кладбищем, разгоняя промозглую мглу позднего рассвета, одна за другой вспыхивали выпускаемые гитлеровцами осветительные ракеты, озаряя призрачным дрожащим светом голые кладбищенские березы. Ракеты падали, описывая дугу, и тени покосившихся крестов кружились жутким хороводом…