Они учились в Ленинграде - [35]

Я до самого обеда в поле. Обхожу все бригады вместе с Матвеем Афанасьевичем. Он бережно относится к детям и утешает меня:

— Ничего, втянутся. Сразу нельзя!

К обеду дети приходят очень усталые и бегут на пруд мыться. Очевидно, холодная вода освежает их, и за обедом слышатся шутки и смех. Кажется, только учителям вода мало помогла, — они очень устали.

После обеда «мертвый час». Все спят с удовольствием.

Первый день работ не помешал детям очень весело провести вечер. На большой серый валун, лежащий на поляне перед сараем, поставили патефон и принялись танцевать. Клава взяла на себя обучение Вовы танцам. Вести этого партнера в вальсе нелегко: он мало подвижен и наступает своей «даме» на ноги. Клава вся раскраснелась и крикнула шутя:

— Вы думаете, девочки, легко Вовку водить?! Группа мальчиков играет в футбол на поляне.

Вечер проходит очень весело, и, когда мы ложимся спать в сарае, Аня говорит:

— А что, девочки, нам здесь будет неплохо!

6 июля 1942 года

На другой день та же прополка, но она идет уже много лучше.

Ребята трудятся с интересом и рвением. «Специалисты» по прополке обучают горожан.

Однако не обошлось и без печальных эпизодов.

— Ксения Владимировна! Что же это ваши наделали? Вытаскали всю морковку. А ведь мы семена с трудом с «Большой земли» достали! — с укором говорит директор, встретив меня на меже.

— Что же теперь делать, Матвей Афанасьевич? — спрашиваю я, очень расстроенная.

— Да ничего — оплакивать морковь. А я уж сам буду выходить с ребятами, когда будут начинать прополку новой культуры.

Иду в бригаду, где произошло это событие. Ребята встречают меня хором голосов:

— Мы не виноваты! Мы, правда, не виноваты! Эта морковка крохотная, незаметная. Вчера на межах был очень похожий на нее сорняк.

— А Нина, как на грех, дневалит! Она бы непременно разобрала!

Клавдия Ивановна, руководившая работой, очень расстроена.

— Я больше всех виновата. Думала: тут свекла посажена. Конечно, надо было спросить. А ребята сегодня хорошо работали, и вдруг такая неудача!

9 июля 1942 года

У «кабинета» врача в крохотной баньке толпятся дети. Врач приходит к нам раз в неделю проверять состояние здоровья учащихся.

Плачет одна девочка: у нее нашли порок сердца; ей нельзя быть на солнце и нужно сократить рабочее время.

— Я не хочу, я не могу быть бездельницей, когда все так работают, — говорит она.

А вот Леля настаивает на освобождении:

— У меня нарыв на плече, и вообще я слабая, и мне нельзя много работать.

Врач говорит:

— Какой там нарыв, просто прыщик!

Старшие девочки иронически улыбаются по адресу Лели. А Клава решительно заявляет:

— Отправьте вы ее в город. Из лодыря толку не будет.

— Наша школа всю зиму работала; неужели мы себя в лагере опозорим! — говорит Миша.

Вечером Леля ловит меня на дороге к дому директора и жалуется:

— Меня в лагере не любят, девочки со мной не разговаривают, мальчишки вслед кричат.

— Что они кричат?

— Лодырь, лентяйка, принцесса на горошине и другое.

— Ты пришла на них жаловаться?

— Нет-нет, вы никому не говорите, что я вам это сказала.

— Так зачем ты мне всё это говоришь?

Леля смущается:

— Так, вообще мне хотелось, чтобы вы мне посочувствовали.

— Не могу сочувствовать. Ты на сокращенном рабочем дне. Врач к вам относится очень внимательно, но ты хочешь получить освобождение от работы из-за пустяка. Это справедливо возмущает ребят. Я могу мальчикам запретить тебя дразнить, но девочек я не могу заставить дружить с тобой. Мой совет: завоюй уважение лагеря, и всё пройдет само собой.

Леля льет потоки слез.

— Я думала, что вы меня поймете! Вы ведь меня давно знаете!

— Леля, — говорю я. — Война открыла в людях их лучшие стороны. Вся страна работает с огромным напряжением, уже не говоря про тех, кто на фронте. Люди стали строже к себе и другим. А ты хочешь, чтобы тебе одной было удобно и приятно.

— Вы только никому не говорите про то, что я вам рассказала! — просит Леля и, прибавив «извините», уходит по направлению к лагерю.

На другой день она работает в поле, а за обедом я ее спрашиваю:

— Ну, как ты себя чувствуешь? Не очень устала?

— Нет, ничего. Сегодня прохладно…

В РОНО нас предупредили, что на станции Пери будут находиться уполномоченные райкома партии. К ним мы должны обращаться во всех трудных случаях.

Жили они в маленькой избушке, окруженной березками. К этому домику, через болото, мы быстро протоптали дорожку — «кратчайший путь до центра», как ее называли ребята. В этом домике жили две женщины — работники Октябрьского райкома. Они нам помогали налаживать всю жизнь лагеря: неизменно вникали во все наши нужды и заодно с нами ломали голову над «нормами выработки», чтобы и ребятам она была по силам и хозяйственникам не причиняла ущерба.

10 июля 1942 года

Встретила Матвея Афанасьевича. Он жалуется на наших ребят:

— Ксения Владимировна, а ведь мальчишки ваши воруют картошку! Я шел мимо поля, вижу: там ребята. Заметили меня и убежали. В поле я застаю их второй раз…

Вечером из соседнего подсобного хозяйства пришла женщина.

— Ваши мальчики сегодня разложили костер в нашем леске и варили картошку. Ребят я, конечно, в лицо не знаю, но одного мальчика товарищи называли: Эрик.