Они штурмовали Зимний - [10]

Но чай им не удалось заказать. Усач, с которым поздоровался путиловец, поднялся на табурет и, замахав шапкой, выкрикнул:

— Товарищи, к нам путиловцы пришли! Их всех сегодня уволили, или, как говорится, локаут объявили. Послушайте только, что выделывают.

Все головы повернулись в сторону путиловцев.

— Сюда… к нам подсаживайтесь! — послышались отовсюду голоса.

Выборжцы гостеприимно освободили места у столиков, усадили путиловцев и, обступив со всех сторон, засыпали вопросами:

— Локаут? Всех до одного за ворота? Что ж теперь делать будете?

— На фронт, что ли, погонят?

— Говорят, солдат к вам пригнали? И тут же возмущались:

— Тридцать тысяч мастеровых за ворота выгнать! Что ж это такое делается? Жить-то с чего? По меньшей мере сто тысяч голодных ртов прибавится!

— Обнахалились заводчики. Запугать нашего брата хотят, чтоб пикнуть никто не посмел. У них сговор, а мы врозь действуем. Пора кончать с такой жизнью.

— Верно! Мы за этим и пришли к вам, — отвечали путиловцы. — Довольно вразнобой бастовать. Сегодня за Нарвской заставой будут остановлены все фабрики и заводы. А мало будет, — топки на электростанциях загасим, без воды и света город оставим. Пусть попробуют без нашего брата обойтись.

— Дельно! Так и следует. Пошли с нами на «Старый Лесснер».

— На Нобелевский сперва.

— На «Эриксон»!

Каждому хотелось увести путиловцев на свой завод. Но тут появился невысокий человек в замасленной куртке и кожаной фуражке. Его, видимо, вызвал усач, куда-то уходивший на время.

— Спокойней, не горячиться, товарищи! — подняв руку, потребовал пришедший. По манере держаться и говорить чувствовалось, что он один из вожаков. — Доверьте стачечному комитету обо всем дотолковаться с путиловцами, а здесь не место решать такие дела.

Усач мигнул путиловцам, чтобы те потихоньку перешли в соседнюю комнату.

Закрыв за собой дверь, он доверительно сообщил:

— Попало мне за то, что раньше времени шум поднял. Из районного комитета здесь были, вон в той боковой сидели. А теперь придется в другое место пойти.

Он провел их через запасный ход и какие-то захламленные дворы в полутемное подвальное помещение. Там путиловцев поджидали несколько райкомовцев Выборгской стороны и связные.

Расспросив о делах за Нарвской заставой, райкомовец, носивший очки в металлической оправе, сказал:

— Первым делом вас к работницам придется послать. Завтра женский день. Пусть увидят, что путиловцы поднялись. Это им смелости прибавит. Кто из вас к текстильщицам пойдет?

_ Ну, хоть мы, — согласились котельщики.

— Ладно, идите вы, а этих молодцов, — указал он на Васю с Демой, — к «Ландрину» пошлем, а потом на «Новый Айваз». У них и проводница под стать…

Он повернулся к девушке, сидевшей у окна, и сказал ей:

— Забирай, Катя, своих.

Кокорев с Рыкуновым не ждали, что их пошлют с девушкой. Но возражать было неловко.

Растерянно переглянувшись меж собой, парни пропустили Катю вперед и вышли за ней на улицу.

«Опозоримся теперь, — досадуя, думал Дема. — Дядьке очкастому хоть намекнули бы, что выступать не умеем… Может, выручил бы. А с ней как? У самой душа в пятки уйдет». На всякий случай, он все же подравнял шаг с девушкой и спросил:

— А что нам на фабрике делать придется?

— Как что?! Разве вы не знаете? — удивилась она. — Я вызову Самсонову, она работниц соберет, а вы речь скажете…

Услышав слово «речь», Дема даже присвистнул.

— Вот так раз! Какую такую речь?

— Самую простую, какая выйдет.

— А если собьемся или еще что?

— Подумаешь, трагедия! — с видом знатока успокаивала его девушка. — Там все свои будут. Да и товарищ подскажет, добавит чего-нибудь.

— Нет уж, пусть тогда он первым, — начал убеждать ее Дема. — Вася и книги разные читает… и язык у него лучше подвешен.

— Что-то не заметила я, — покосившись в сторону молчаливого, сумрачно шагавшего Кокорева, засмеялась девушка. — Не с испугу ли ваш Вася язык проглотил?

— Не горазды мы говорить, — заступился за товарища Дема. — Если бы кувалдой или кулаком, — это, пожалуйста, всегда готовы. А речам не обучены. Вам-то, конечно, привычней… да и полегче женщине с женщинами. Может, выскажетесь за нас, а? — предложил он. — Мы вам все растолкуем.

— Нет, как же я могу за вас? — стала возражать Катя и тут же созналась. — Я ведь тоже никогда речей не произносила.

— Чего же мы с вами делать-то будем? — всполошился Дема и, повернувшись к Васе, спросил: — Не вернуться ли за котельщиками?

— Не надо, — буркнул тот, — обойдемся без них.

Девушке Кокорев показался нелюдимом. «Шуток не понимает, рассердился», — подумала она.

Вскоре друзья почувствовали сладковатый запах конфет, распространившийся по всей улице.

— Вот и фабрика, — сказала Катя. — Вы постойте здесь…

Она прошла вперед и скрылась в проходной.

— Ох, и осрамимся же мы сейчас! — произнес Дема, с опаской поглядывая на фабрику. — Выбежит таких, как она, сотни две, а мы с тобой — ни бе, ни ме, ни кукареку.

— Тебе-то чего тревожиться? Ты, по-моему, уже наловчился говорить… без запинки всякую чепуху молол, — подковырнул его Вася.

— Ага-а, завидно стало? Я, брат, сразу ее приметил, — признался Дема. — Вот, думаю, девушка; если б с такой подружиться, — пешком бы не поленился сюда ходить.