Они были не одни - [8]

— Разве справедливо, разве законно, что один человек, какой-то бей, владеет огромным поместьем с полями, пастбищами, лесами, виноградниками, которых не охватить глазом, — в то время как тысячи других людей, в поте лица своего возделывающих и обрабатывающих эти угодья, должны ютиться в тесных хибарках и не имеют ни единой пяди своей собственной земли, а обрабатывают землю другого? Знай, Гьика, что вы, крестьяне, — рабы своих беев, так же как Стири и Зенел — рабы своих хозяев и работодателей. Можно сказать, что большая часть населения нашей страны — это рабы, работающие, как волы. Но сбросить с себя ярмо этого подлого рабства можно, только объединившись в борьбе против своих поработителей, как это сделал трудовой народ России…

Всю ночь провели они в горячей беседе, которой Гьика не забудет никогда в жизни. Разошлись на рассвете, Гьика уходил из дома Стири другим человеком, сильным и закаленным.

«Нет такого непреложного закона, чтобы бедняки были обречены на вечные страдания. Они сами должны отвоевать свое счастье у тех, кто украл его у них. Они должны быть беспощадны к врагам, в особенности к первому и главному врагу всего села — к Каплан-бею!» — Так думал Гьика, возвращаясь из Корчи в родное село.

* * *

После этого разговора Гьика попытался сблизиться с наиболее сознательными крестьянами у себя в селе. Заводил с ними беседы, как его научили товарищи в Корче. Впрочем, теперь он и сам уже легко находил примеры из жизни родного села, которые подкрепляли его мысли. Куда бы он ни шел, непременно говорил о невзгодах и лишениях, выпадающих на долю крестьянского люда. Вот и теперь, возвращаясь с дядей Коровешем из пастушеского стана, Гьика заговорил с ним об оброке, за которым бей со дня на день должен был пожаловать из Корчи.

Коровеш — закурил и бросил взгляд на видневшееся вдали село.

Селение Дритас насчитывало шестьдесят дворов, восемьсот душ. Оно было расположено треугольником в узкой лощине, окруженной с трех сторон горами, а с четвертой перед ним расстилалось озеро. Через село протекала небольшая мелководная речушка. Сельские домики издали напоминали жалкие землянки; лишь пять или шесть из них имели черепичные кровли. В центре села стояла маленькая церковка с колокольней, рядом с ней находилось старое кладбище. Перед церковью была расположена сельская площадь, окруженная шелковичными деревьями, ее называли «площадь Шелковиц».

Сейчас, когда Коровеш смотрел на родное село, далеко внизу, над полями, остался легкий, постепенно рассеивающийся утренний туман. Сожженные солнцем, пожелтевшие колосья покачивались, колеблемые ветром. Еще дальше зеленели виноградники, а за ними расстилалось озеро с такой блестящей поверхностью, что, даже если смотреть на него издали, становилось больно глазам. На противоположном берегу высились утесы, а посередине озера находился небольшой островок, напоминавший сказочный корабль, ставший на якорь среди моря. На погосте над чьей-то могилой склонились старухи. Из виноградников, расположенных у самой дороги, доносились смех и возгласы девочек. Забравшись на черешневое дерево, они рвали ягоды и сбрасывали их подругам.

Оглядев всю эту панораму, Коровеш печально проговорил:

— Вот что я тебе скажу, племянник! Нам никогда не поднять головы. Места наши прокляты, и мы прокляты вместе с ними. Мало того что земля плохо родит и мы всегда недоедаем, так еще бей сдирает с нас последнюю шкуру, отравляет нам жизнь. Разве не так? А ты еще рассказываешь, что наступит день, когда все изменится к лучшему! У нас и опорок-то нет, а ты сапоги захотел. Выкинь это из головы! Перестань болтать вздор, а то, смотри, накличешь беду!..

Улыбка удовлетворения скользнула по губам Гьики. Только что дорогой он говорил старику, что бей — это ядовитый змий, это паук, высасывающий из крестьян все жизненные соки, что его кьяхи — бешеные шакалы. Говорил, что надо объединиться для борьбы с произволом, иначе они — бей и его надсмотрщики — совсем сживут крестьян со свету, заставляя работать только на них. Разве справедливо, что испокон веков крестьяне вместе со своими семьями днем и ночью, летом и зимой трудятся, не разгибая спины, и не могут пользоваться плодами своих трудов? Только соберут урожай, как на них сваливаются кьяхи, сборщики налогов и податей и словно бьют тяжелым молотом по голове, отнимая урожай за весь год. А крестьянам не остается хлеба даже на четыре месяца. Так Говорил старику Гьика. — Вот наступает уборка урожая, и теперь самое время заявить бею:

— Мы, господин наш, больше тебе ничего не дадим. Довольно ты попил нашей крови, повыматывал наши силы. Довольно мы на тебя поработали. Теперь будем трудиться на самих себя.

Однако ни один крестьянин в селе не осмелился бы поддержать Гьику, если бы он и обратился к бею с такими словами. О стариках и говорить не приходится; правда, когда они думали о том, что весь урожай придется отдать бею, у них больно сжималось сердце, но что они могли поделать? Ведь земля — собственность бея, и так повелось еще с незапамятных времен. Гьика пытался объяснить старикам, что в давние времена беи получили свои земли не по справедливости, а овладели ими с помощью меча.