Они были не одни - [108]

— Это ты хорошо сказала! — радостно воскликнул Бойко.

— Эй, Бойко! Сходи с Витой на озеро, принесите нам еще воды! — послышался голос Гьики.

Бойко чуть не подпрыгнул от радости: вместе с Витой идти ночью на озеро и при этом без груза.

— Ну, Вита! Готова?

Девушка вздрогнула и с минуту оставалась в нерешительности.

— Хорошо, пойдем! — и взяла в руку ведро.

Бойко захватил кувшин и палку, чтобы на обратном пути вместе с Витой нести на ней наполненное водой ведро.

По ночному небу быстро скользили облака. Луна то показывалась из-за них, то скрывалась. Все село спало глубоким сном. Внизу серебристой сталью поблескивала поверхность озера.

— Как хорошо, Вита! Стены уже почти готовы, скоро будет и крыша, глядишь — и дом выстроим!

— Какие вы все добрые; если бы не вы, нам самим и за десять лет не построить себе дом! — отвечала Вита.

Бойко улыбнулся и почувствовал себя смелее.

— Мы должны помогать друг другу… а в особенности я должен помогать вам, потому что…

Он не договорил: его прервал крик Виты, которая поскользнулась и чуть не упала. Бойко поддержал ее, но она тут же выскользнула из его рук, и они пошли дальше, непроизвольно замедляя шаг.

Вита прекрасно поняла, чего не успел договорить Бойко, что хотел он сказать. Она смутилась, боясь, что он опять заговорит о том же… и в то же время ей мучительно хотелось, чтобы он заговорил об этом.

И Бойко хотелось высказаться до конца. Когда они подошли к озеру, он поставил ногу на камень, нагнулся якобы для того, чтобы получше завязать тесемки опингов, и, не поднимая головы, проговорил:

— Знаешь, что я хотел тебе сказать дорогой? Я говорил, Вита, что мы должны помогать друг другу, и в особенности я должен помогать тебе, потому что… потому что люблю тебя…

Не легко было Бойко выговорить эти слова. А у Виты от этих слов кровь ударила в голову, стало горячо на сердце.

— Я так люблю тебя! — повторяли и листья на деревьях и трава под ногами; и луна, выглянув из облаков и улыбнувшись им, повторила эти слова; повторило их и дремлющее озеро…

Вита не знала, что ответить, не знала, что сделать. Ее привел в себя голос Бойко:

— Что же ты молчишь, Вита? Не веришь мне?

— Подай мне кувшин, — ответила она.

Но юноша вместо этого схватил ее за руки и с силой притянул к себе.

На освещенной лунным светом поверхности озера заколебались две тени, слившиеся в одну.

— Люблю тебя, Вита!

Долго задержались они у озера. А когда возвращались, им обоим казалось, что у них выросли крылья и на крыльях этих можно лететь сквозь любую бурю, вознестись к самому солнцу!..

* * *

Наступил день святого Георгия. Крестьяне больше прежнего были возмущены беем, кьяхи и Рако Ферра, которые никак не могли примириться с тем, что так бесславно для них закончилось поднятое ими против Гьики и Велики дело. Наверное, нашелся там какой-то негодяй врач, которого удалось подкупить, иначе они бы так легко не отделались! А этот разбойник, сын Зарче, которого Рако собирался сделать своим зятем! Осмелился чуть ли не до смерти избить его сына! Нет, Рако не может с этим примириться! Правда, не один Петри бил его сына, ему помогали и другие, но Петри был зачинщиком. И теперь Рано на всю жизнь возненавидел Петри. Дочку свою выдаст замуж куда угодно, хоть в дальнее село, за кого угодно, хоть за безродного цыгана, но только не за этого Петри, обесчестившего его семейство!

В день праздника святого Георгия в селе произошло два неожиданных события.

Когда девушки по старинному обычаю танцевали в роще на берегу озера, к ним незаметно подкрались несколько парней из соседнего села, бросились в круг, схватили Василику и исчезли. Впоследствии стало известно, что Василику, с согласия самого Рако Ферра, похитили для сына Гого из Шулина.

Когда Рако сообщили о похищении дочери, он только сказал: «Вот и отлично!» Однако жена его принялась кричать и плакать.

— Замолчи, не то разобью тебе башку! — пригрозил Рако жене. — За сопливого сына Зарче все равно никогда ее не выдам! — и он начал угощать кьяхи, принесших эту весть.

В тот же день судьба доставила ему и вторую радость: по распоряжению прокуратуры явились жандармы, прошли на стан дяди Коровеша, забрали все стадо и отдали его Рако Ферра. Пастух поспешил к старику рассказать о случившемся; за ним бежали собаки, которым стало нечего сторожить.

— Сколько раз я ему говорил: не хочешь платить долг, придется расстаться со стадом! Я в этом не повинен! Я оказал ему услугу, а он и в ус не дует, не спешит возвращать долг. Это нечестно. Вот пусть теперь расплачивается! — посмеиваясь, говорил Рако своим друзьям кьяхи.

На Коровеша это событие подействовало, как удар грома среди ясного неба. Никогда в жизни не приходилось ему подвергаться такой обиде! Рако Ферра и стадо у него забрал и за свои шестьдесят наполеонов давно получил процентами много больше! Где же после этого справедливость?..

— Не прощу я этого Рако Ферра! Как вернулись пастухи, как рассказали мне, что жандармы забрали стадо, как заплакали женщины и дети, почудилось мне, будто в доме у меня покойник. Эх, Рако! Рассчитаюсь я с тобой, как ты и не ждешь! — Старик скрутил себе цыгарку и, обращаясь к домашним, сказал: — Что вы там плачете? Будем живы — наживем себе другое стадо! А слезами вы только врагов тешите. Своими трудами и потом нажил я это стадо и надеюсь, что скоро получу его обратно; не придется Рако Ферра радоваться нашим овцам. Запомните мои слова!