Онега - [22]
Мы ждем самолета, чтоб вылететь в Архангельск, глядим на небо, считаем минуты. За время путешествия мы привыкли ждать, тоскливо уставясь на дорогу: ждали попутных машин, ждали лодок, пережидали разгрузку баржи, ожидали пароходы, пригородные поезда, мы привыкли ждать часами, днями, по нескольку суток. Вся разница только в том, что сейчас мы ждем помощи не с земли, а с неба.
И эта помощь падает из-за облаков. Маленький самолетик, встряхиваясь на кочках, бежит по лугу. Он настолько мал, что мы все в него не уместимся, летчику придется делать второй рейс.
Застекленная со всех сторон кабина, рядом со мной пилот, впереди приборы. Тень от самолета гладит на прощание луг, возле крошечного домика стоят мои товарищи, смотрят вверх. До сих пор мы ни на минуту, ни днем ни ночью, не расставались. Я оторвался от земли, оторвался от друзей, пока что на время, часа через два на Архангельском аэровокзале мы снова сойдемся вместе. Но теперешнее расставание — напоминание о том, что скоро нам придется проститься. Боря Филев отправится в свой Киров, мы, трое москвичей, разъедемся по своим домам, в разные концы большого города.
А самолет лег на курс. Подо мной, за тонким стеклом и полукилометровой толщей воздуха, лежит та земля, по которой я ходил пешком, плыл по ее рекам, колесил по озерам, трясся на попутных машинах по истерзанным дорогам. Сейчас я вырос над этой землей, смотрю на нее сверху, с высоты великана. Внизу леса, они мне теперь по щиколотку, не выше. Я пристально в них вглядываюсь, с трудом различаю высохшие матерые ели, узкие, как проведенные по линейке, просеки, извивающиеся, беспомощные дороги. Густые леса, дикие, непролазные, я, великан, спокойно перешагиваю их. В эти минуты мысли мои тоже огромны и спесивы, как мой рост. Мне даже нелепым кажется, что вчера, сегодня утром, час назад я суетился там, под моими великаньими стопами. Неужели это я ползал по таким вот узеньким дорожкам, ощупывая собственными подошвами каждую рытвину на них, каждую вымоину? Те микроскопические рытвины и вымоины, что не смог бы увидеть теперь под самым огромным увеличением. О существовании их я бы и не подозревал, если б не воспоминания о моей прежней, пигмейской жизни. А они устрашали меня, бросали из стороны в сторону в кузове грузовика.
Река — узенькая полоска воды. Я перешагнул ее вместе с обступившими лесами, с полями, с прибрежными деревеньками, с крошечной, как карманная игрушка, шатровой церковью. Я бы вглядывался в эту церковь, гадал бы, какого она века, влезал бы внутрь, чтоб помочь Севе Перченкову искать иконы старинного письма. Один мой шаг — и нет этого, один шаг — и целая жизнь позади, в прошлом.
Лесное озеро! О, оно даже достойно моего великаньего внимания! Как жесткой травой, обросли его берега лесом, посреди озера — кочка, лесной остров. На одном из берегов маленькая полянка, на ней одинокая избушка. Полянку вместе с избушкой, с доброй половиной заливчика я легко бы мог сейчас прикрыть своею ладонью. Наверно, время от времени эту избушку навещает какой-нибудь Иван Васильевич, разжигает в ней по вечерам каменку, варит уху…
Прогрызаясь сквозь лес, ожесточенно изгибаясь, ползет к озеру узенький — блестящая черная нить — ручей. Он, наверное, еще более глухой, менее обжитый, чем тот Тесовый ручей, щедро населенный окунями. Светлую память оставил он нам!
Размашисты мои шаги, не успеваю во все вглядеться — за спиной осталось озеро, лесная избушка, ручей, просачивающийся сквозь лес.
Я иду по лесам без конца и без краю. Но вот среди них одна за другой начинают появляться северные пустыни, обширнейшие ржавые болота, трясины без намека на какую-нибудь жизнь. Они велики даже для моего полукилометрового роста, для моих размашистых шагов. Слизистая, влажная накипь — болячки на земле! В этих местах земля вылиняла, лес не растет, еле заметная кой-где торчит редкая щетина высохших от обилия влаги деревьев. Изредка воронеными металлическими краплениями поблескивают лужи и крохотные унылые озерца. Когда-то все эти трясины были обширнейшими озерами. Порой можно различить след белых берегов настолько отчетливо, что я бы легко очертил их пальцем.
Рыжие пустыни — «белые пятна» на земле. Человек с высоты великаньего роста не раз, конечно, бросал на них взгляд, но никогда еще не притрагивался к ним рукой. Никогда! И меня, великана, возомнившего о своей силе, берет досада. Как бы мне хотелось запустить в эту трясину свои руки, вычерпать жидкий ил, создать твердые берега, чтоб они до краев наполнились чистой, здоровой водой.
Но меня успокаивает одно: раз человек видит эти болячки на теле земли, он непременно — рано или поздно — примется их лечить. Уже сейчас нет-нет да я вижу дорогу, перерезающую трясину. Она устлана стволами деревьев, по ее обочине, как выветренные кости, лежат упавшие березки. Человек уже оставляет здесь свои следы, упрямый и ненасытный человек, которому всегда будет не хватать места для жизни.
Я прошагал через все трясины, через леса, перегораживающие их, — и снова обжитой край. Вот широкая река с застывшими на ней пароходиками и баржами, отбрасывающими за собой неподвижный пенистый след. А берегов у этой реки, собственно, нет. Все они завалены штабелями леса. Штабеля тянутся бесконечными рядами, невольно они вызывают сомнение: неужели их собрали те маленькие люди, те мельчайшие существа, которых я могу различить, только с усилием напрягая свое зрение? Насколько они малы сами по себе, настолько велики их дела. Я вспоминаю рабочих из бригады Ямщикова, вспоминаю их каменную дамбу…
Повесть о подростке, о первой влюбленности, об активной позиции человека в жизни, о необходимости отстаивать свои идеалы.
Рассказ «Хлеб для собаки» повествует о трагической судьбе русского крестьянства в период сталинских репрессий, весь ужас которых остался в памяти автора мрачным следом детских воспоминаний.
В повести «Расплата» известного прозаика Владимира Тендрякова читатель встретится с целой галереей колоритных образов. Глубину характеров своих героев, отношение к действительности писатель всегда измерял главной мерой сегодняшнего дня — человеческой, личной и гражданской совестью каждого. Боль, тревога за человека у Владимира Тендрякова пробиваются сквозь самый разный жизненный материал, различные сюжеты, ситуации и характеры к единому и конечному: закономерностям нравственной жизни современного человека и общества.В центре повести «Расплата» (1979) представлен конфликт с совестью на фоне изображенного автором главного изъяна советской школы — отсутствия полноценной духовной основы в воспитании и образовании.
…Роман «Свидание с Нефертити» повествует о простом деревенском пареньке, шагавшем дорогами войны, о формировании художника, которое происходит в процессе острой борьбы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу вошли повести «Весенние перевертыши», «Ночь после выпуска», «Шестьдесят свечей», «Расплата».
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.