Она уже мертва - [6]

– Куда несемся? – спросила Белка у Ростика.

– У меня дело! – важно заявил тот.

Дело, а скорее – дельце, оказалось ничтожным – так, на пару конфет. С веранды Белке хорошо было видно, как Ростик отдал Асте сложенный вчетверо листок бумаги и моментально исчез. Развернув листок, Аста пробежала по нему глазами и улыбнулась.

Гром грянул за обедом.

Хорошо еще, что на нем присутствовали не все – Парвати укладывала самых младших (ничто так не способствует здоровью растущего организма, как послеполуденный сон, – утверждала она). За столом, таким образом, остались Белка, Лазарь с вечными карманными шахматами, МашМиш, Аста, Лёка и Шило. Девятилетний Шило никак не мог справиться с котлетой и попытался тайком скормить ее Лёкиной собаке Дружку, за чем и был пойман Парвати. В довесок к подзатыльнику он получил еще одну котлету и строгое предписание сожрать ее во что бы то ни стало.

Итак, Шило ковырялся в тарелке, Лазарь – в шахматах; Лёка гладил Дружка по косматой голове, следя за тем, чтобы очередная котлета не попала к нему в пасть. Белка, как обычно, занялась сравнительными характеристиками Маш и Асты. На Белкин субъективный взгляд выходило, что Аста – вне конкуренции и что она непременно должна победить в войне. Нет-нет, надменная прибалтийская русалка не так уж нравилась ей, но Маш – после путешествия на поезде и бэнг-бэнг-бэнг! – нравилась еще меньше.

Давно пора проучить Маш!..

Аста как будто услышала Белку. Она улыбнулась – так же как тогда, в беседке; вынула из кармана злополучный листок и исполненным скрытого торжества голосом произнесла:

– Сегодня утром я получила послание. Никому не интересно, что в нем?

– Никому, – Маш скривила губы в презрительной гримасе. – Можешь засунуть его себе в задницу.

В этот момент Белка смотрела не на Маш, совсем на другого человека. Этот человек согнул – и откуда в нем взялась такая сила? – и разогнул чайную ложку. А потом бросил ее на пол.

– И напрасно, – продолжила Аста с видом победительницы. – На твоем месте, Мa€ри, я бы обязательно заинтересовалась его содержанием.

«Мари» – и есть Маш, только с эстонским акцентом. А Миша Аста величает «Миккелем». Белке ужасно нравятся эти переиначенные имена, как к ним относятся МашМиш – неизвестно. Но публичных возражений с их стороны пока не поступало.

– Почему это?

– Потому что оно – о тебе. Любопытно знать, что думает о тебе один человек?

– Нисколько, – произнесенное слово вступило в явное противоречие с лицом саранской кузины. Маш сгорала от любопытства, Белка явственно это видела.

– Значит, мне порвать его? – теперь Аста самым недвусмысленным образом издевалась над Маш.

– Как знаешь.

– Я-то знаю. А вот ты никогда не узнаешь. Умрешь и не узнаешь, – в ту же секунду зрачки у Асты съежились и стали вертикальными, почти как у змеи.

– Ну, если тебе так хочется… Я могу прочесть.

– Э-э, нет! Прочту его я. Вслух, если ты не возражаешь.

– Я возражаю!..

Это сказал Миш. Это он сгибал и разгибал ложку. Это он уронил ее и полез под стол, чтобы поднять. И даже оставался там пару лишних секунд. Неизвестно, что произошло с ним за эти пару секунд. Видимо, ничего хорошего, поскольку лицо его пылало, в жизни своей Белке не доводилось видеть таких лиц! Хотя… Она вдруг вспомнила о Байрамгельды – туркмене, который работал с папой в Каракумах. Байрамгельды умер от сердечного приступа за рулем экспедиционного грузовика. И за секунду до смерти его лицо стало таким же, каким было сейчас лицо Миша: пунцово-фиолетовым.

Вдруг и Миш умрет?

Несмотря на то что он был хвостовой частью самолета-истребителя «МашМиш», неоднократно атаковавшего Белку, она вовсе не хочет его смерти! Она хочет, чтобы лицо его снова стало самым обыкновенным! И странно, что никто не замечает, что с Мишем происходит неладное: Маш и Аста пожирают друг друга глазами, а все остальные пожирают глазами их.

Даже Дружок не исключение.

– С чего бы это тебе возражать? – Маш даже головы в сторону брата не повернула.

– Наверняка, это какая-нибудь фигня, – голос Миша был таким тихим, что напоминал шелест кипарисов в сумрачной аллее. – Яйца выеденного не стоит…

– Стоит, – уверила присутствующих Аста. – И вообще… Предупрежден – значит вооружен. Что скажешь, Мари?

Маш и без того вооружена до зубов. Пистолетом бэнг-бэнг-бэнг, кинжальной улыбкой, готовой исполосовать всех, кто не успел зажмуриться. Маш – бессменный командир самолета-истребителя с кучей нарисованных звезд на фюзеляже, разве ей нужен дополнительный боезапас?

По всему выходит, что нужен.

– Валяй, читай.

Аста, казалось, только этого и ждала. Очень медленно она развернула записку, еще раз пробежала ее глазами и набрала в легкие воздуха, как будто собиралась прыгнуть в море со скалы:

– Уверена?…

– Не тяни.

Всему виной ее легкий, едва уловимый эстонский акцент: иногда он почти незаметен, иногда – кажется нарочитым, особенно когда Аста заявляет: «У нас почтьи Эуропа! У нас всьё ньемного мьягче!»

Вряд ли это относится к людям.

И уж точно не к Асте. Особенно теперь. Теперь она напоминает Белке лучницу, а акцент – всего лишь яркое оперение, призванное не только увеличить скорость и придать необходимую точность полету стрелы, но и отвлечь потенциальные жертвы. Они пребывают в неведении ровно до того мгновения, пока стрела не вонзится прямо в сердце.