Она это может - [5]

Она быстро поворачивается на высоком табурете, как будто ее ужалила оса, и смотрит на меня своими зелеными глазами. Потом она краснеет, бледнеет, даже синеет и бормочет:

— Чтобы мне не было ни дна, ни покрышки, если это не единственный парень, которого я всегда хотела заполучить! Лемми, ты ли это?

Она сидит и улыбается мне, потом делает очаровательную гримаску своими губами, на которые невозможно смотреть спокойно, и показывает свои белые зубки.

— Лемми, — продолжает она, — пусть меня засахарят, заморозят и продадут для украшения свадебного торта, если я не счастлива с тобой увидеться. Ты радость моих очей, я тебя дьявольски люблю.

Я ей подмигиваю. Потому что такие словечки обычно в ходу у Джуанеллы. Она их говорит всем и каждому. Верно, когда-то она по мне немного сохла, так что в ее словах, может быть, и была частица правды.

Я ей говорю:

— Это замечательно, я ни разу не испытывал такого удовольствия после того, как мною однажды в цирке выстрелили из пушки. Давай поговорим, мое сокровище. Расскажи мне, чем ты занимаешься в этом городе радости и горя, разодетая, как кинозвезда, и прекрасная, как миллион долларов? И как поживает твой супруг, если он все еще твой супруг, Ларви?

Она бросает на меня очень долгий и понимающий взгляд и говорит нечто вроде того:

— Все тот же прежний мистер Кошен, э? Если бы ты мне так не нравился, я бы обозвала тебя мерзавцем, потому что ты великолепно знаешь, что мой супруг, как ты его назвал, а иначе Ларви — эксперт по взлому сейфов, «медвежатник» высшего класса, в настоящее время постоянно находится дома для тех, кто удосужится навестить его в одной из камер Алькатраса. И что ты думаешь насчет того, чтобы угостить меня, мистер Кошен? Или я могу тебя называть просто Лемми?

Мне пришлось снова обратиться к Уилки, и после недолгих переговоров мы получили пару коктейлей, которые и перетащили на столик в углу, потом уселись друг против друга, внимательно глядя один на другого.

Я улыбался ей, потому что для меня это было равнозначно тому, как два бойца легчайшего веса наносят друг другу первые нащупывающие удары.

Она отхлебнула из бокала и провела розовым язычком по губам.

— Потрясающе вкусно. Но ты ведь всегда покупал самые лучшие напитки, не правда ли, Лемми? Ты ведь знаешь толк, верно? Вся беда в том, что ты так и не додумался на мне остановить свой выбор, а?

— Пустяки, Джуанелла, «пока живу, надеюсь», так сказал какой-то римский мудрец. Может быть, когда ты станешь дамой с серебряными волосами и лицом, изборожденным морщинами, как побережье Южной Атлантики, то я приду к тебе, возьму за руку и открою секреты всей своей жизни.

— Да? Иди к дьяволу. Если только дело дойдет до того, о чем ты рассказываешь, я собственноручно подложу под себя пороху и взлечу на небо. Нет, я не собираюсь жить старухой. Благодарю вас, лучше отцвести и погибнуть, пока в тебе еще что-то есть.

Я достал пару сигарет для себя и для нее.

— Знаешь, Джуанелла, — начал я. — Я тут болтаюсь, и дела у меня здесь идут не так уж хорошо, как некоторые воображают. Про нас, парней из военной разведки, болтают черт знает что. Работать по этой части — совсем нелегкое дело. Ну и, кроме того, я тут допустил одну промашку, позволил обвести себя вокруг пальца, как самый паршивый простак!

Она поднимает ресницы.

— Не говори, Лемми! Только не ты. Кто угодно, но не ты. Не собираешься же ты меня уверять, будто мистер Лемюэль X. Кошен, гордость ФБР, безупречный работник, на этот раз забыл о необходимой осторожности и потерял какой-то документ или допустил иную ошибку. Нет, нет, я этому не поверю.

— Хотел бы я, чтобы ты оказалась права, Джуанелла, но от правды никуда не денешься. Я свалял дурака. Я был на работе и немного пораспустил язык перед одной дамочкой. Я не рассказывал ей ничего важного, но все же достаточно, чтобы она, пораскинув умом, кое о чем догадалась. И вот теперь они собираются меня проутюжить за мою болтливость, хотя я и не особенно виноват.

— Это плохо, Лемми.

Она смотрит на меня, и в ее глазах что-то похожее на слезы.

— Уж если существует на свете парень, у которого в полном смысле чистенькие руки и ясная голова, то это ты, Лемми. Но уж не хотел ли бы ты, чтобы я вонзила коготки в эту самую дамочку? Пожалуй, я сумею кое-что предпринять в этом отношении. А что они собираются сделать с тобой, Лемми? Я пожал плечами.

— Я не особенно переживаю, Джуанелла. Какой от этого прок? Все равно от меня ничего не зависит. Но ты-то чего расстраиваешься? Что ты здесь делаешь? Как ты устроилась? Или кто это устроил? В наши дни чертовски трудно вырваться из США и получить разрешение на въезд в Париж. Особенно для дамы, мужа которой сцапали за ворот. Как все получилось?

Она посмотрела на кончик своей сигареты.

— Ладно, я расскажу тебе, Лемми. Может быть, ты знаешь имя того парня, который застукал Ларви? Его зовут Клив, Джимми Клив. Частный детектив, который работал в Иллинойском отделении полиции. Его как бы им одолжили на время войны. Ну, так вот, Клив наложил на Ларви руку, но сделал это по-честному.

— Он такой, — вмешался я. — Парень что надо. Я его знаю.

Но я ей не стал говорить, что сейчас Клив в Париже, потому что дамочкам лучше не рассказывать слишком много.