Она друг Пушкина была. Часть 2 - [110]

Остаётся только сожалеть, что пушкинистика лишилась второй части дневника, где, возможно, были зафиксированы встречи и беседы с Поэтом. Однако и сохранившиеся 35 страничек машинописного текста содержат любопытные штрихи к портретам людей из близкого круга Пушкина. Женщин, которыми он восхищался, мужчин — друзей и врагов: Фикельмоны, сотрудники австрийского посольства, французский посланник герцог Мортемар[213], Юсупов, «Рябчик» — Голицын, Геккерен, братья Строгановы, Сухозанет…

Между парадами, балами, картами

Фикельмоны прибыли в Петербург в ночь на 30 июня. Фридрих Лихтенштейн был убеждён, что посланник вернёт его в Австрию. Перед отъездом из России он решил увидеть Москву.

29 июня (по старому стилю — 17 июня. — С. Б.). В 4 часа Ваня и я отбыли в Москву. Ижора. Тосно. Померания.

Ваня — это кузен Долли коллежский асессор Иван Матвеевич Толстой, сын сенатора Матвея Фёдоровича и Прасковьи Михайловны Кутузовой — сестры Е. М. Хитрово. Он был добровольным гидом князя во время путешествия в древнюю столицу.

2 июля. В 6 часов утра мы прибыли в Москву. После хорошего завтрака прокатились немного по городу. И потом в Кремль. Открывшийся вид — самое прекрасное, что я когда-либо видел. Это невообразимое множество церквей с зелёными, голубыми и золотыми куполами — совершенно невероятная красота! Невозможно насытиться созерцанием всего этого.

Они посетили храм Василия Блаженного, Новодевичий монастырь, Орловский сад, загородную шереметевскую усадьбу — истинно прекрасный дворец, но среди множества волшебных апартаментов ни единой комнаты, в которой можно спать! — отметил в дневнике Фридрих. Снова Кремль — осмотр Оружейной палаты и чудесной императорской сокровищницы. Весь день шёл дождь, но они не побоялись подняться на колокольню Ивана Великого. С неё открылась нам вся Москва — исключительно великолепна! Восторгам не было конца. Промокшие до ниточки возвращались они домой, а Фридрих продолжал любоваться городом. Вымытые дождём крыши засияли красками, и Москва казалась князю ещё очаровательнее. За несколько дней он успел перезнакомиться с тамошним обществом. Ещё в первый вечер нанёс визит знаменитой красавице Эмилии Шернваль — жене В. А. Мусина-Пушкина. Передал ей письмо и посылку от её невестки М. А. Мусиной-Пушкиной. От неё направился к старому Строганову с известием о благополучных родах его невестки. У него познакомился с его свёкром Иваном Александровичем Нарышкиным[214], дядей H. Н. Гончаровой и её будущим посажёным отцом на свадьбе с Пушкиным. Князь Фридрих был в самом деле обворожительным человеком. Гостеприимные москвичи наперебой приглашали его к себе. Москва покорила его. Мне ужасно больно, что я должен уезжать обратно.

10 июля (28 июня) Лихтенштейн вернулся в Петербург. И сразу же бросился к Мусиной-Пушкиной, но не застал её дома. После полуночи 11 июля (29.07) к нему зашёл Кайзерфельд и сообщил о приезде генерала Фикельмона. На другое утро Фридрих отправился на Чёрную речку в загородный дом Фикельмонов, снятый на лето у Ланского. С генералом разминулся. А Долли была в гостях у тётки, П. М. Толстой.

Я пошёл к Гидре, которая отвела меня в дом на противоположной стороне. При виде меня она (Фикельмон) очень обрадовалась, а потом мы отправились к ней в дом, где сердечно обнялись. Мне трудно выразить чувства, которые я испытываю при встрече с кем-нибудь из моих старых знакомых. И особенно с ней, в обществе которой я всегда охотно провожу время. Мы только начали разговаривать, как пришёл Кайзерфельд[215] и, к сожалению, были вынуждены прервать нашу беседу. Так я и не сумел ни о чём поговорить с ней. Фридрих поехал обедать к Кайзерфельду. После обеда отправился к Мусиной-Пушкиной. Она была со мной очень приветлива, очень сожалела, что я её дважды не застал, и пригласила меня назавтра к обеду. Я был очень взволнован, мне сегодня не сиделось у неё. Тянуло прочь, хотелось увидеть генерала. Он был дома и принял меня очень учтиво. Потом — на ту сторону к Гидре, где я весьма приятно провёл время в обществе Фикельмон.

Лихтенштейн ничего не сообщает о сути беседы с генералом. Но, вероятно, Фикельмон предложил своему адъютанту остаться в Петербурге ещё на некоторое время. Князь Фридрих вновь закружился в бесконечной светской карусели. Приведу описание одного дня этой, как тогда говорили, жизни в рассеянье:

13 июля. Сегодня русское 1-е июля — день рождения императрицы. Утром отправился к Лерхенфельду[216], чтобы предупредить, что не смогу с ним обедать, т.к. должен ехать к Сержу Строганову. У него пробыл полчаса, чтобы через час быть в городе. В половине третьего заехал к Галену. Он вытянул меня обедать к Пушкиной. Трубецкая, которая тоже должна была присутствовать, не приехала, и мы сели за стол в 3 часа. Обедали втроём на веранде, выходящей в сторону улицы. После обеда пришеё Лерхенфельд. И все вместе в карете Пушкиной поехали в «Елагин», где было очень много народа. Мы ребячились сверх меры. Затем вернулись к Пушкиной домой. Пробыли там полчаса, подошли Гален и Сюлливан. Мы снова выехали, чтобы посмотреть на фейерверк. Вновь вернулись к Пушкиной. Туда пришли также Кайзерфельд и Трубецкие. И мы чудесно провели время. Чуть было не пропустил одну подробность — о похищении Ферзена, которое случилось сегодня ночью. Ферзен уже давно ухаживает за малышкой Ольгой Строгановой, невесткой Сержа. И сегодня ночью похитил её из сада. Неподалёку их уже поджидал экипаж. В другом экипаже сидели Бреверн, Соломирский и Ланской. Они поскакали в деревню, в 40 верстах отсюда, и там они соединились.