Она друг Пушкина была. Часть 1 - [92]

Вполне вероятно, что всё именно так и было. Хотя вышеописанное всего лишь сконструированный мною вариант возможного эпизода с анонимными письмами. В нём есть одна неувязка — почему далеко немолодой, солидного возраста (в ту пору ему без малого — сорок один год) генерал-майор и товарищ министра внутренних дел А. Г. Строганов затесался в эту компанию молодых легкомысленных офицеров? Почему он, а не кто иной был избран доверенным лицом зловещей тройки? Во-первых, потому что он был сводным братом Идалии Полетики, близкой приятельницы Дантеса, а через него приятелем и Геккерена. А во-вторых… Но об этом дальше. Пока могу лишь сказать, что это «во-вторых» непосредственно связано с моей версией «тайной Супруги» Дантеса.

Тайная Супруга Дантеса. Версия I

В понедельник 27 августа 1834 г. кавалергарды Григорий Скарятин и Михаил Петрово-Солово у себя на квартире в Новой деревне устроили вечеринку с танцами.

В избранном кругу отмечали бракосочетание сестры Михаила — Наталии — с Ланским. Веселились, танцевали до упаду — Екатерина Тизенгаузен в самом деле упала в обморок. На этом прекрасном, перворазрядном парти присутствовала Долли Фикельмон с матерью, сестрой Екатериной и кузинами Лили Захаржевской, Натальей Тизенгаузен, Мими Опочининой. Среди других дам были подруга Долли Текла Шувалова и Идалия Полетика. Кавалеры — отобранные кавалергарды, дипломаты Литта и Лихман — из австрийского и Брей — из баварского посольств. Почти наверняка среди отобранных кавалергардов были Дантес с Трубецким. К Дантесу Фикельмон не проявляла никакого интереса — ему, в отличие от Геккерена, ни единой строчки в дневнике. Впервые имя Дантеса встречается в рассказе Долли о гибели Пушкина.

Другая участница вечеринки — Полетика упоминается ещё раз в ноябрьской записи 1831 года. На балу у князя Кочубея она обратила на себя внимание Долли. (Это доказывает, что Полетика, вопреки установившемуся мнению, вращалась в высшем свете! В 1829 г. она вышла замуж за тамбовского помещика А. М. Полетику, по словам А. О. Смирновой, человека очень хорошего рода, да ещё с прекрасным состоянием. Есть сведения, что первые годы молодожёны провели в тамбовском имении и в начале 1831 г. вернулись в Петербург.) По необъяснимой прихоти судьбы из всех дам на балу только двух — Натали и Идалию — выделила «сивилла» Фикельмон. Что это — интуиция или всего лишь интерес к новым особам, недавно появившимся в светском обществе? Но в её дневнике они оказались рядом. Отдав дань восхищения поэтичной красоте Пушкиной, Долли сразу же, без перехода, словно зная наперёд, что эти два имени навечно соединены, приводит описание внешности Идалии: Мадам Полетика — красивая и одновременно некрасивая женщина. Ни одной привлекательной черты в этом лице, ничем не примечательная талия. И всё-таки её можно назвать красивой. — Запись 5 ноября 1831 г.

Женщина просто красивая. Безличная или, точнее, невзрачная, как сказала о ней В. Вяземская (в записи П. И. Бартенева). Тем не менее самоуверенность, весьма злой язык, кокетство обеспечивали ей всюду постоянный несомненный успех (воспоминание князя А. В. Мещерского). Она олицетворяла тип обаятельной женщины не столько миловидностью лица, как складом блестящего ума, весёлостью и живостью характера, — писала о ней Арапова, вероятно, со слов матери. Впрочем, во имя объективности должна привести совсем противоположное мнение о её внешности: Эта молодая особа была очаровательна, умна, хорошо воспитана; у неё были большие синие глаза, нежные и пикантные (А. Смирнова-Россет).

В моём списке Идалия Полетика — первая кандидатка в «Супруги» Дантеса. Впервые о её роле догадался Бартенев: Есть повод думать, — замечает Бартенев, — что Пушкин, зная свойства г-жи Полетики, оскорблял её и что она, из чувства мести, была сочинительницей анонимных писем, из-за которых произошёл роковой поединок[217]. Высказанное сто лет назад предположение — всего лишь логическое заключение Бартенева. Никаких доказательств тогда у него не было. Теперь пушкинистика располагает письмами Полетики из архива Дантесов — очень милы и могут прекрасно трактоваться как письма женщины любящей и по-прежнему любимой — комментарий барона Клода Дантеса.

Аргументы в пользу версии «Полетика»

1. Свидетельство Александры Осиповны Смирновой-Россет: Дантес никогда не был влюблён в Натали; он находил её глупой и скучной. Он был влюблён в Идалию и назначал ей свидания у Натали, которая служила им ширмой в течение двух лет. Её дружбу с Натали и эту внезапную нежность никто не понимал, так как прежде она жестоко потешалась над нею.[218] Это сообщение правдоподобно лишь по отношению к Дантесу и Полетике. Александра Осиповна находилась в Петербурге до весны 1835 г. В апреле 1835 г. её муж получил назначение в русское посольство в Берлине, затем был переведён в Париж. Смирновы вернулись в Россию через два с половиной года, уже после смерти Пушкина. О дальнейшем — увлечении кавалергарда Пушкиной, преддуэльных событиях — Александра Осиповна не могла свидетельствовать. О дружбе Натальи Николаевны и Идалии она говорит и в своих мемуарах. При этом отмечает — они занимались в основном болтовнёй и туалетами. Болтали о своих светских успехах, о кавалерах. Дантес приезжал к Пушкиным — вначале ради Полетики. Пушкину уже тогда казалось — из-за Натальи Николаевны. Вот почему в письме к Геккерену от 21 ноября 1836 г. Пушкин писал о двухлетнем постоянстве Дантеса.