…
Так запоздало через своего «Арапа» объяснил Пушкин Собаньской мотивы бегства от неё в Одессе, а затем в Петербурге. Здесь уместно привести слова, выписанные Пушкиным из сочинений Георгия Кониского, архиепископа Белорусского: Радость плотская ограничивается наслаждением: по мере, как затихает весёлый гудок, затихает и весёлость. Но радость духовная есть радость вечная; она не умаляется в бедах, не кончается при смерти, но переходит по ту сторону гроба[344]. Человеку свойственно обращать внимание на те изречения, которые сродни его собственным мыслям. Даже для ближайших друзей Поэта его духовный мир остался терра инкогнито. Эта цитата объясняет суть донжуанства Пушкина — бесконечный поиск вечной духовной радости. В ней же и ответ на его неистребимую страсть к Собаньской — женщине, заполонившей прежде всего его душу и дух. Подарившую ему счастье, которым он не сумел насытиться. С которой он познал всё, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении и самого ошеломляющего…
Прочитала ли она когда-нибудь опубликованный после смерти Пушкина роман? Наверное, да. Собаньская до конца сороковых годов жила в России и по-прежнему живо интересовалась литературой. Что думала она о своём достойном ей по гордости возлюбленном, много раз убегавшем от неё и прежде времени — прежде ужасной этой минуты — ушедшем из жизни? Он уходил, чтобы не испытать позор отвергнутого… В беспредельной вечности звучат его обращённые к ней слова:
Прости, Леонора, прости, милый, единственный друг. Оставляя тебя, оставляю первые и последние радости моей жизни… Прости, Леонора, — отрываюсь от этого письма, как будто из твоих объятий; прости, будь счастлива — и думай иногда о бедном негре, твоём верном Ибрагиме.
Прошла жизнь, с нею страсти, страдания, измены и ревность. Но Любовь осталась. Она не кончилась со смертью. Она перешла по ту сторону гроба. Успокоенная, очищенная, освобождённая от земной суеты.
Какие б чувства ни таились
Тогда во мне — теперь их нет;
Они прошли иль изменились…
Мир вам, тревоги прошлых лет!