Он пришел. Книга первая - [29]

Так прошло три года.

= 4 =

От дуновения непрошенного ветерка шевельнулись золотые кудри на белом излобье светящегося лица Ромаха. И сразу после этого открылись большие голубые глаза, которые начали осматривать все окружающее его.

Мягкое ложе из водорослей не хотело отпускать от себя то нежное дитя, к которому оно очень привыкло. Сухие листья сладко и тихо шуршали, как бы говоря: «Не покидай нас, мы тебя обласкаем еще более, чем прежде, только оставайся при нас».

Ромах пытался вспомнить, каким образом он очутился в этом тихом, теплом и уютном месте. Одна мысль уходила, и вместо нее появлялась другая, но все они улетучились, когда над ним нависла семиглазая голова огромных размеров, и к тому же из широченных ноздрей валил то ли пар, то ли дым. Ребенок протянул к Ливьятану свои руки и очень сильно ухватился за один из его усов, но это нисколько не взволновало огромного великана. Наоборот, ему стало щекотно в правой ноздре и он чихнул так смачно, что из его пасти вырвался огонь и мягкая травяная постель тут же превратилась в пепел. Ливьятан искренне испугался за мальчика, но увидев его невредимым, успокоился и прилег на правый бок, после чего услышал тонкий и очень твердый голос маленького человека.

Ромах произнес: «У тебя это здорово получилось! Вот только немного жарковато. Научишь ли ты и меня изрыгать огонь так же, как это проделываешь ты?»

«Нет!» – однозначно подумал Ливьятан и отвернул свою голову влево.

Ромах, ухватившийся за ус, почувствовал, как пол ушел из-под его ног, но ус не отпускал. Упершись коленками в огромную морду гиганта, он подполз к ноздрям и сказал: «Покажи мне внутренность своего рта».

Ливьятану очень не хотелось этого делать. Потому что более чем за пять с половиной тысячелетий никто из живых людей не видел полости его открытого рта, кроме огня, сжигающего всех и все, что может гореть от сильного пламени. И потом, даже он сам никогда не видел то, что происходит внутри его пасти. Но маленький светлый человек оказался очень настырным и любознательным.

Ромах не сказал открыто, но его мысль была услышана Ливьятаном: «Если ты не покажешь мне внутренности своего рта, я закричу так, что услышит вся вселенная! И весь мир узнает, что ты отказываешь мне в малозначительной просьбе!» – взгляд глаз небесной лазури устремился к большому черному глазу над переносицей великана, и Ливьятан, ощутив на себе огромной силы решительный и пронзительный взор светлого малыша, помыслил про себя: «Хорошо! Пусть позабавится. Может, что-то найдет для себя?!» И Ливьятан приоткрыл небольшую часть своего необъятного рта, наводящего ужас на окружающий живой мир, и показал мальчику, что там происходит.

За двойным рядом массивных белых клыков с человеческий рост кипела и двигалась черная масса. Горячий пар с очень резким запахом выходил из приоткрытой пасти Ливьятана. Из глубин горла вырывался живой желто-красный с оранжевыми бликами огонь. Поэтому он не мог разговаривать. Но мысленное общение не смущало ни того ни другого. Он спросил: «Не страшно ли тебе, мой светлый малыш?» На что услышал ответный вопрос от Ромаха: «А что означает слово «страшно»?» И между ними в первый раз за три года возникла беседа.

Ливьятан закрыл створку своей пасти. Ромах удобно расположился на теплом гигантском носу, и пещера подводной горы где-то в Атлантическом океане проснулась от глубокой спячки.

«Вообще-то, мне неизвестно, – начал свои мысли Ливьятан и продолжал: – что такое страх, потому что моя сущность никогда этого не испытывала. Однако я думаю, что это происходит с теми, кто чего-то боится или что-то тревожное заставляет такового остерегаться собственной тени. Или у живого существа отсутствует грань ответственности перед самим собой, и значит, им или ей утеряна суть Божественного присутствия в мире. Страх порождает ужас! Ужас порождает лишение разума! Без разума живое существо превращается в плод, который от долгого лежания перегнивает и становится жидкой и зловонной грязью. Мой рот закрыт, и это одно из моих качеств, которым я наделен по слову Творца. Только перед моим Творцом я испытываю трепет во всем теле, даже мой панцирь трясет при упоминании о Нем! Мои глаза не видели моего Творца! Однако мое сознание ощущает Его присутствие. Я Его слуга и беспрекословно исполняю волю Творца. У меня нет права выбора! Но мне понятно, что отказаться от Его воли – значит взбунтоваться против моего Творца! А что потом? А то, что после этого кратковременного неподчинения от моего Творца последует суровое наказание».

Ромах старался дышать так, чтобы не слышать своего дыхания. Каждое слово Ливьятана впитывалось в него, словно вода в рыхлую и жирную почву, чтобы когда-нибудь из этой почвы вышли на свет сочные и лечебные плоды для каждого живого существа. Когда живой гигант остановил свои размышления, малыш задал другой вопрос: «Был ли ты когда-нибудь наказан, и что такое наказание?»

«Наказание, – продолжал Ливьятан, – не бывает одно! Приходят много наказаний! Наказание – это испытание твоей души и твоего духа. Каждое из них тяжелее предыдущего! Наказание выполняет работу возвращения к Творцу. Живые существа разумны, но не абсолютны, и поэтому допускают ошибки неосознанные и осознанные. Для каждого из живых поставлены невидимые и ничем не ощутимые весы, на которых взвешиваются все достоинства пройденного этапа жизни. Если добро перевешивает зло, тогда это праведность и благородство! Если зло перевешивает добро, тогда это откровенный и обдуманный бунт против Творца! Творец поставил меня царем над сынами дерзости! И когда такие покидают землю и выходят в открытое и бескрайнее море, появляюсь я и забираю от них самое дорогое, что невозможно купить или продать, – это их жизнь. Я исполнитель воли Творца! Если это так, значит, чаша весов зла этих живых существ уже никогда более не выровняется с чашей добра».