Он поет танго - [68]

Мы ушли через пятнадцать минут, еще более несчастные, чем до похорон; мы чувствовали вину за то, что бросили Мартеля в вечности, до отказу заполненной враждебной музыкой.

Я не хотел оставлять Альсиру в одиночестве и пригласил ее встретиться вечером в семь часов в кафе «Ла Пас». Она пришла точно вовремя, красивая такой вызывающей красотой, которая заставляла отводить взгляд, — словно бы буря последнего месяца никак ее не затронула. Я помог женщине выговориться: она рассказывала, как влюбилась в Мартеля, едва только первый раз услышала его в «Задумчивом пройдохе», и как она постепенно преодолевала его сопротивление, его страх раскрыть перед ней свое тщедушное болезненное тело. Он был одинокий и нелюдимый, рассказывала мне Альсира, и целые месяцы ушли на то, чтобы приучить его доверяться ей во всем. Когда Альсира в конце концов этого добилась, Мартель впал от нее в зависимость, которая становилась все более полной. Иногда певец звонил ей посреди ночи и пересказывал свои сны, потом он научил ее делать инъекции в почти неразличимые, уже слишком израненные вены, а в конце концов Мартель не позволял ей отходить от него ни на шаг и мучил сценами ревности. В последнее время они жили вместе в квартире, которую Альсира снимала на улице Ринкон, рядом с Конгрессом. Дом в Вилья-Уркиса, где Мартель жил когда-то с сеньорой Оливией, в то время развалился на куски, и его пришлось продать дешевле, чем стоила память о нем.

Один наш разговор цеплялся за другой, и я уже не помню, в тот ли день или на следующий Альсира начала мне подробно рассказывать про неожиданные выступления Мартеля. Ей с самого начала было известно, почему он выбирает то или иное место, она даже подсказала ему несколько вариантов, которые он отверг, потому что они не вполне согласовывались с его картой.

За год до моего приезда в Буэнос-Айрес Мартель пел на углу бульвара Колумба и улицы Гарая, всего в трех квадрах от моего пансиона. Несколько металлических конструкций, приваренных к мосту, — это были единственные следы, оставшиеся от пыточного подвала, известного во времена диктатуры под названием «Атлетический клуб». Когда это место собирались расчистить, чтобы протянуть шоссе к аэропорту Эсейса, Мартелю удалось увидеть скелеты тюремных клеток, в которых погибли сотни пленников, — одних подвергали пыткам на огромных металлических столах, в нескольких шагах от клеток, других подвешивали на крюки, и они истекали кровью.

Однажды летним утром он пел напротив еврейской больницы на улице Пастер, куда в июле 1994 года врезался грузовик со взрывчаткой, обрушил здание и погубил восемьдесят шесть человек. Много раз потом казалось, что убийцы вот-вот окажутся в руках правосудия, и поговаривали даже, что их укрывает иранское посольство, однако как только следствие продвигалось вперед хоть на шаг, на его пути возникали непреодолимые препятствия. Через месяц после выступления Мартеля в «Нью-Йорк тайме» на первой странице появилось сообщение, что тогдашний президент Аргентины получил — по некоторым данным — десять миллионов долларов за то, чтобы преступление осталось безнаказанным. Если это правда, других объяснений не требуется.

Еще он пел на углу улиц Карлос Пеллегрини и Ареналес, где банда так называемых полицейских покончила в июле 1974 года с депутатом Родольфо Ортегой Пенья, застрелив его из светло-зеленого «форда-фарлана», который принадлежал к автомобильному парку астролога Перона. Мартель проходил там, когда труп все еще лежал на мостовой и кровь текла по улице, и женщина с пулевым ранением на губе просила мертвеца, чтобы он, пожалуйста, не умирал. Он не хотел петь танго на этом месте, рассказала мне Альсира. Он вывел только одну долгую жалобную ноту, которая звучала до самого захода солнца. А после этого он замолчал, как мальчик, попавший в стаю грузных птиц[98].

А еще он пел — но это было в самом начале — напротив бывшего сталелитейного завода Васена в районе Сан-Кристобаль, где тридцать бастующих рабочих были убиты полицейскими во время волнений, которые и сейчас носят название Трагическая неделя 1919 года. Возможно, он спел бы также и в память погибших в том злосчастном декабре, когда он и сам умер, но об этих событиях певцу никто не рассказывал.

В середине января 2002 года, в один из худших дней лета, когда казалось, что люди постепенно привыкают к беспрестанным бедствиям, Альсира рассказала мне, что незадолго до рокового выступления в Парке Час Мартель прочел историю одного злодеяния, совершенного в семьдесят восьмом или семьдесят девятом году, и сохранил эту газетную вырезку, намереваясь выступить с еще одним концертом для себя самого. Эта новость не попала в газеты тех лет. Речь шла о трупе, запутавшемся в тростниках Южного склона, рядом с беседкой бывшей водолечебницы; пальцы на руках у него были обожжены, лицо обезображено, и не было никакой возможности определить, кто это такой. Благодаря неожиданному признанию одного флотского капитана удалось установить, что покойный был выброшен в воды Рио-де-ла-Платы еще живым, и что его тело, подхваченное уходящим течением, как ни странно, не утонуло, не было съедено рыбами и не поплыло, как многие другие тела, к Восточному побережью. В заметке также говорилось, что покойный был арестован вместе с Рубеном по прозвищу Волшебный Глаз, он же Фелипе Андраде Перес. Мартелю страшно хотелось спеть в честь этого несчастного, и если он так долго сопротивлялся смерти, — рассказывала мне Альсира, — так это только из-за надежды добраться до беседки на берегу Рио-де-ла-Платы.