Он - [64]

— Мы забыли соломинки. Постой здесь. Я принесу.

Когда он ныряет внутрь, я задерживаюсь у двери, восхищенно рассматривая блестящий серебристый «мерседес» класса S, который притормаживает возле колонки. Из «мерса» выходит седой мужчина, он разглаживает свой серебристый галстук… и, черт, его костюм стоит, наверное, больше, чем мои родители зарабатывают за год.

Стрельнув в мою сторону взглядом, он отрывисто спрашивает:

— Ты работник?

Я качаю головой.

— Здесь самообслуживание.

— Ну разумеется, — отвечает он пиздец каким снисходительным тоном, после чего с презрительной усмешкой на физиономии откручивает крышечку своего бензобака.

Пока я отворачиваюсь от Сноба МакСнобберса, на улице появляется Вес. Он протягивает мне соломинку и, заметив хмурое выражение моего лица, морщит лоб. И, по-видимому, принимает его за следствие размышлений о дилемме с Детройтом, поскольку испускает негромкий вздох.

— Ты со всем разберешься, бэби, — произносит он мягко. — У тебя есть еще время.

Он наклоняется и одной рукой приобнимает меня за плечи. Потом легко касается губами моей щеки, и я напрягаюсь всем телом, потому что Сноб МакСнобберс выбирает этот самый момент, чтобы посмотреть в нашу сторону.

И то, что появляется у него на лице, режет меня, как ножом.

Отвращение.

Неприкрытое, злобное отвращение.

Иисусе. На меня в жизни никто еще так не смотрел. Словно я собачье дерьмо, в которое его угораздило вляпаться. Словно он хочет стереть с лица земли само воспоминание о моем существовании.

Вес напрягается. Он только сейчас заметил, что за нами подсматривают.

Нет, что нас осуждают.

— Ты знаешь этого типа? — спрашивает он настороженно.

— Нет.

— Какая-то знакомая рожа.

Знакомая? Я слишком шокирован, чтобы вспоминать, где я мог его видеть.

— Просто забей, — шепчет Вес, делая шаг к машине.

Я еле дышу, пока иду за ним следом. Если только не обогнуть всю заправку, у нас нет других вариантов, кроме как пройти мимо «мерса». Когда мы приближаемся к человеку в костюме, я ловлю себя на том, что морально готовлюсь к атаке — совсем как на льду, когда в меня вот-вот полетит шайба. Я перехожу в режим абсолютной собранности. Я готов защищаться любой ценой, пусть и знаю, что сейчас это нелепо. Он ведь не станет нападать на меня. Он не станет…

— Чертовы пидоры, — вполголоса цедит он, когда мы проходим мимо.

Эти два слова будто удар в солнечное сплетение. Краем глаза я вижу, как Вес вздрагивает. Однако он ни слова не произносит и продолжает идти, пока я с трудом поспеваю за его быстрым шагом.

— Извини, — произносит он, когда мы подходим к машине.

— Тебе не за что извиняться. — Но отрицать, что я потрясен случившимся, невозможно. Тот счастливый пузырь, в котором мы с Весом прожили все лето, только что лопнул. Если у нас каким-то образом получится видеться после лагеря, мне, скорее всего, придется сталкиваться с таким дерьмом постоянно.

Невероятно.

— Люди уроды, — мягко говорит он, когда мы садимся в машину. — Не все, конечно, но многие.

Трясущейся рукой я ставлю стакан со слашем в держатель.

— С тобой такое часто бывает?

— Не особенно. Но бывает. — Он берет меня за руку, и я знаю, что, сплетаясь со мною пальцами, он чувствует, как сильно меня трясет. — Это неприятно, Каннинг. Никто и не спорит. Но нельзя позволять всяким мудакам до себя добраться. Пошли они на хуй, верно?

Я стискиваю его пальцы.

— Да, — соглашаюсь. — Пошли они на хуй.

Поездка назад, тем не менее, проходит в подавленном настроении. Занося в кафе пакеты со льдом, мы молчим. Как же мне хочется просто взять и вычеркнуть из памяти то гомофобское замечание — и тот взгляд, — но они остаются со мной. Разъедают меня изнутри. Но в то же время я ощущаю взрывную гордость за Веса. Нет, даже благоговение, потому что такая стойкость требует истинной силы духа. Его ориентацию не принимают даже его собственные родители, но он не позволяет этому воздействовать на себя.

— Тренер Каннинг, тренер Весли! — зовет нас Дэвис, когда мы с Весом появляемся возле катка. — Идите сюда! Я познакомлю вас со своим отцом.

На крыльце толпятся тинэйджеры и их родные. Им всем не терпится познакомиться с тренерами, которые куют из их детей чемпионов. Шэнь активно жестикулирует, взахлеб рассказывая родителям о своих успехах. Килфитер стоит одиноко поодаль. Кусая губу, он озирается по сторонам.

Только мы с Весом подходим к Дэвису и его отцу, как вдруг мое боковое зрение улавливает вспышку серебристого цвета.

Я поворачиваю голову, и мое сердце ухает вниз, когда на тротуаре внезапно притормаживает «мерседес» с автозаправки. Килфитер с еще более взволнованным видом делает шаг вперед.

Водительская дверца распахивается.

Из машины выходит тот гомофоб и недовольно спрашивает Килфитера:

— А поближе парковки нет?

Мой вратарь с заметным усилием сглатывает.

— Нет. Только за общежитием.

— Тогда я оставлю машину здесь.

— Это место для пожарных машин, — возражает Килфитер. — Пап, пожалуйста. Отвези ее на парковку.

О, дьявол. Пап?

У меня внутри разливается ужас, и в этот самый момент Килфитер-старший обнаруживает наше присутствие. Его голова резко дергается сначала в мою сторону. Потом в сторону Веса.