– Что ты? Что ты, Катюша?
– Не хочу тебя. Ты все лжешь. У тебя невеста там, в Екатеринославе.
– Ах, какая ты!
И он хотел ее обнять. Но ее глаза встретились с его глазами, и он прочел в них и презрение, и ненависть, и отвращение.
Алеша стоял неловкий и смешной, и мелкая юношеская дрожь, которую он не мог скрыть, смущала его.
Катюша засмеялась. Ей понравилось, что вот он, распаленный страстью, стоит теперь такой жалкий.
– Ну, иди ко мне, – улыбнулась Катюша, – иди. А то еще заплачешь, пожалуй.
Алеша покорно лег в постель. Теперь Катюша сама стала целовать его. Но каждый раз, когда Алеша, изнемогая от страсти, пытался овладеть ею, она отталкивала его, смеясь, и требовала, чтобы он рассказал ей про свою невесту.
Измученный и оскорбленный, Алеша вдруг вспомнил о сроке и бросился к часам. На часах было восемь.
Он молча, торопливо стал одеваться, стараясь не смотреть на Катюшу, которую ненавидел теперь.
– Вот отдай тут за комнату, – сказал он, вынимая деньги.
– А ты куда?
– На вокзал. Пора.
– Который час?
– Восемь.
– Значит, девять теперь, – сказала Катюша, спокойно потягиваясь.
– Почему девять? – не понял Алеша.
– Завтра поедем. А сегодня, Алешенька, мы с тобою кутить будем. Невеста подождет. А? Распрекрасная твоя царевна… Подождет ведь, а?
– Что ты! Бог с тобою. Как девять? Ведь восемь сейчас. Ведь, восемь! – схватил он ее за руку, пугаясь и все еще не понимая ничего.
Катюша засмеялась:
– Часы-то я перевела, чудак. Чтобы ты не беспокоился зря. Девять теперь. Поезд-то наш далече теперь небось.
– Конец, значит, – прошептал Алеша и вдруг вспомнил почему-то офицера: – Честь потеряли. А без чести нельзя…
Он сел на кровать, не замечая Катюши, и чуть вздрагивающими пальцами вытащил из новенького портсигара папиросу. Синий дымок на миг закрыл его лицо.
1916
