Омерта десантника - [84]

– Почему они говорят, что я срываю боевую задачу?! – обратился он к старшему прапорщику Михеичу, первым попавшемуся на пути Гоголева. – И при чем тут дезорганизация движения колонны на марше?

– Подсудное дело, – участливо кивнул Михеич. – Да вы не печальтесь, товарищ старший лейтенант. Прошлыми временами к стенке поставили б, это точно. А сейчас годиков восемь, может быть, шесть с половиной…

– Что?! – взвился «успокоенный» Михеичем Гоголев. – Какие восемь годиков?! В должности грозили понизить! До ротного замполита!

Михеич развел руками.

– Ну вот, считайте – индийское кино, – произнес в который раз старший прапорщик свою любимую фразу.

– Кино… Индийское, – машинально повторил за Михеичем спецпропагандист. – А вот скажите, Артур Михалыч, в прошлые времена за срыв политической работы среди местного населения что было?

– Лет пять-шесть, – авторитетно сообщил завскладом.

– Да, возможно, – закивал Гоголев, протирая запотевшие очки. – В самом деле индийское кино.

Ротным замполитом Гоголев так и не стал. Отделался устным выговором и вечной кличкой «старший брехпункта». И деятельность свою кипучую слегка приостановил. Зато сегодня… Сегодня «старший брехпункта» был ведущим российским аналитиком, гордо именовался «политологом» и почти ежедневно вел политическую программу на телевидении. Перед зрителями «старший брехпункта» всегда появлялся в модных дорогих очках и соответствующем костюме.

– Как видишь, сегодня он говорит нечто иное, – проговорил Лорд. – А знаешь, кто рядом с ним?

Политолог Гоголев интервьюировал популярного молодого журналиста, который каждую неделю выпускал сенсационные материалы о коррупции и сросшейся с властью организованной преступности. Сафронов вспомнил его фамилию и назвал ее Лорду.

– Знаешь, от кого я получил весь компромат? – задал второй вопрос Петр Васильевич. – И ту запись, которую Бондарев исхитрился сделать в Афганистане, и ту видеосъемку, что ты вел у Парфенова… Это ведь все теперь у меня, Роберт Сергеевич. А передал мне их вот этот сопляк. – Лорд кивнул на журналиста-разоблачителя, горячо объяснявшего Гоголеву расценки на депутатское место в Госдуме.

Сафронов молчал. Что он мог сказать?

– Вот ты считал Бондарева умным человеком, а он возьми и доверься вот этой юной гниде, – продолжил Лорд. – Мол, в случае моей смерти – обнародуй, дорогой журналист, такие-то данные о депутате-меценате Маркине. Ну а пацан, не будь дурак, после гибели Бондарева приди ко мне да и продай все по сходной цене. Не торговался, не нагличал… Понимал, что, если перегнет палку, отправится вслед за Бондаревым. Этот гнус – сливной бачок. Сливает и мочит, кого укажут. Разумеется, не задаром. Это его бизнес, он сумел наладить рынок сбыта… Я, Сафронов, это говорю тебе, чтобы ты окончательно понял – там, – Лорд кивнул в сторону телеэкрана, – все ссученные… Все, кто там постоянно маячит! Все продажные твари, понимаешь, Сафронов?!

– Понимаю, – кивнул подполковник.

– Все это прогнило до основания, все это нужно уничтожить и заменить. Разумеется, сильным лидером… Если ты выполнишь все то, что мы с тобой задумали, на нашей Родине произойдут перемены. У власти больше не будет ни бывших гэбульников, ни жирных либералов. У власти буду я… Ты напрасно считаешь меня уголовником. Ну было когда-то… Я не в законе. Блатных понятий придерживался, но никогда не был их строгим ревнителем… Приду к власти, сам буду бороться с преступностью, можешь не сомневаться!

Лорд смотрел на Сафронова немигающим гипнотизирующим взглядом. Казалось, он отрабатывает на подполковнике какую-то изощренную психотехнику. Голос его звучал негромко, но при этом как-то непостижимо обволакивающе.

– В качестве монарха себя видишь, Петр Васильевич? – спросил Сафронов.

– Считай, что так… Уткин, Шубин, жирные вонючие интеллигенты лучше? Отвечай, Сафронов!

– Хуже, – ответил Роберт Сергеевич.

– Клятвопреступники всегда хуже, – кивнул седой головой Лорд, и Сафронов лишь сейчас заметил пробивающуюся лысину. – Того же Сталина народ до сих пор боготворит, – продолжал Маркин, и голос его с каждой фразой набирал силу. – Портреты его носят, как иконы. Молодежь, опять же, им интересуется. Не шваль всякая, а студенты престижных вузов и факультетов… Они – моя будущая опора.

– А ты, Петр Васильевич, какой факультет окончил? Кроме кичи и «крытых»? – неожиданно спросил Сафронов.

– Вот этого не надо. Я, как и ты, не терплю хамства… Хочешь быть начальником Генерального штаба? – вдруг изменившимся, насмешливо-заговорщическим тоном спросил Маркин.

– Подучиться малость надо, Петр Васильевич, – в тон ему ответил Сафронов.

– Подучишься. Вот решишь проблему с Шубиным и Митрофанычем, считай, и подучишься…

– Интересный у тебя будет Генеральный штаб, – пожал плечами Роберт Сергеевич.

– Ты сделаешь, сделаешь это, Сафронов… Ты не можешь этого не сделать. – Голос Лорда вновь стал затихать, но при этом обретал все более обволакивающую, чуть ли не околдовывающую зомбирующую интонацию.

– То, что я обещал, я сделаю. Сейчас могу быть свободен? – спросил Сафронов, поднявшись со своего места.

– Да, – совсем тихо, полушепотом проговорил Лорд.