Оливковая ферма - [42]

Сейчас у меня нет времени даже на то, чтобы обсудить свою проблему с продюсером, человеком разумным и сговорчивым. Поэтому я решаю дождаться подходящего момента, а пока забыть обо всем и углубиться в работу.

Во время перерыва на ланч я из телефонной будки звоню Мишелю в Париж.

— Соглашайся на встречу. Я договорюсь с нашим руководством.

— Ты уверена?

— Да.

На самом-то деле я далеко не уверена, просто выбора у меня нет.

От перерыва осталось еще пятьдесят минут, и, вместо того чтобы, как обычно, возвращаться в душную гримерку и зубрить там роль, я решаю прогуляться. В Бромли наша семья жила несколько лет, и сейчас, шагая по пригородной улице, я внимательно вглядываюсь в однообразные фасады домов и стараюсь воскресить детские воспоминания. Вдруг в открытой двери одного из пабов я замечаю знакомое лицо: второй актер из нашей труппы сидит на высоком стуле, облокотившись на стойку бара. Вид у него до невозможности угрюмый, а на стойке перед ним стоит стакан. Мы знакомы всего неделю, но я все-таки решаюсь подойти и нарушить его мрачное уединение.

— Привет, — говорю я и сразу же замечаю, что в его стакане далеко не лимонад.

Он поворачивается ко мне, и по выражению его лица я вижу, что это уже не первая порция. Глаза у парня покраснели, а губы горько кривятся.

— Как дела? — спрашиваю я, хотя все и так ясно. Ко мне подходит бармен, и я прошу принести чашку кофе. — А тебе заказать?

Мой коллега отрицательно мотает головой:

— Я больше не могу с ним работать. Он меня достал. Он полный м***.

Отчасти я с ним согласна, но все-таки не стала бы выражаться столь категорично. В конце концов, нам предстоит провести вместе еще пять месяцев и работать в очень тесном контакте.

— Он просто сильно нервничает. Такая серьезная роль…

Мне приносят кофе, за что я очень благодарна, потому что сама не верю ни слову из того, что говорю. Мой товарищ, воспользовавшись присутствием бармена, заказывает еще одну двойную порцию водки. Я смотрю на него вопросительно, и он раздраженно говорит:

— Послушай, может, тебе немного пройтись по магазинам?

Я киваю, оставляю на стойке нетронутый кофе и несколько монет и ухожу.

Вернувшись в театр, я застаю в зале нашего ведущего актера и режиссера, которые по очереди рассказывают друг другу анекдоты. Почему-то подобное очень часто происходит во время репетиций. Своего рода спектакль в спектакле. Я углубляюсь в текст своей роли, а когда отрываюсь от нее, выясняется, что перерыв уже пятнадцать минут как кончился, а мой приятель из паба так и не появился. Наша звезда начинает мерить шагами сцену, постепенно багровеет и, похоже, готов вот-вот взорваться. Режиссер курит одну сигарету за другой. Чуть погодя администратор компании, милая молодая женщина лет двадцати пяти, появляется в зале и подает ему записку. Режиссер читает, заметно хмурится, яростно мнет записку и швыряет ее в угол.

— Тони уехал домой, — объявляет он. — Похоже, заболел.

Ведущий актер наконец-то взрывается, как канистра с бензином, оставленная слишком близко к огню. Он изрыгает такой поток ругательств, что мы с девушкой-администратором испуганно отшатываемся и недоуменно переглядываемся. Режиссер поднимается со стула и объявляет, что на сегодня репетиция закончена, а свободное время нам стоит потратить на то, чтобы обсудить с костюмером сценические костюмы и снять мерки.

Когда вечером мне звонит Мишель, я ничего не рассказываю ему об этих неприятностях, а только подтверждаю, что в назначенный день приеду во Францию. В эту ночь мне долго не удается уснуть.

Наутро, придя в театр, я застаю там ту же троицу, что оставила накануне: режиссера, ведущего актера и администратора. У всех троих мрачные, напряженные лица. Я еще не успеваю поздороваться, как мне сообщают, что Тони порвал контракт и уволился. И тут же, хоть я и понимаю, что это ужасно непрофессионально, у меня в груди загорается надежда. До репетиций в костюмах осталась всего неделя, времени совсем мало. Компании придется отменить или хотя бы отложить премьеру, а я смогу спокойно съездить во Францию! Разумеется, подобные мысли я предпочитаю держать при себе.

Все утро проходит в звонках агентам и поисках замены для Тони. Я молчу, потому что, по совести, не могу обречь никого из своих знакомых на такую пытку. Наша звезда непрерывно ругается и всех обвиняет. Вдруг он свирепо оборачивается в мою сторону:

— Надо думать, вы будете следующей? — шипит он так, чтобы другие не слышали.

— О чем вы? — спокойно спрашиваю я, хотя мой голос немного дрожит.

— Вы тоже собираетесь меня бросить?!

Наверное, нет смысла напоминать ему о том, что этот спектакль — наша общая работа, а не его личное предприятие.

— Нет, не собираюсь, — коротко отвечаю я.

Я еще никогда не оставляла незаконченную работу, хотя в этот раз, честно говоря, соблазн очень велик. Однако сейчас по многим причинам, среди которых не последнее место занимает ремонт «Аппассионаты», это было бы крайне глупо и нерационально. Поэтому я продолжаю учить свою роль и придумывать, как бы через две недели выпросить у руководства компании выходной.

Замена для Тони найдена. Это жизнерадостный, остроумный и очень обаятельный молодой человек. Я изо всех сил стараюсь не испытывать разочарования из-за того, что премьера не отложена. Мне нужна эта работа, а с нашим новым актером я уже работала раньше, и он мне нравится. Он прекрасно вписывается в спектакль и, как ни странно, выучивает свою роль буквально за два дня. Его предшественник обвинен в непрофессионализме и уже забыт. К тому же новый актер труппы вполне способен постоять за себя, и все попытки нашей звезды сделать из него козла отпущения наталкиваются на веселый и дерзкий отпор. Садист временно остается без жертвы, но, к сожалению, скоро находит новую. Чем ближе день премьеры, тем хуже у него с нервами и тем чаще он срывает свое дурное настроение на мне. После одного из первых прогонов он обвиняет меня — в присутствии всех осветителей, костюмеров и рабочих сцены — в полной бездарности и отсутствии элементарного чувства ритма. У себя в гримерке я несколько минут рыдаю, а потом, как любая актриса, оказавшаяся в отчаянной ситуации, звоню своему агенту. Он старается меня ободрить: