Ольга, княгиня русской дружины - [61]

Мне довелось тогда услышать немало дружинных разговоров. Мистина был прав: после того как Володислав метнул шапкой в чура, многие из Свенгельдовых отроков не шутя предлагали той же ночью напасть на Коростень и взять его приступом, пока древляне не опомнились, не собрались с силами и не решили, как им быть дальше. Причем они собирались это сделать вовсе не от обиды и не ради заботы об Ингваровой пользе. Совсем наборот.

– Наш старый воевода получил всю дань с древлян, потому что он и покорил их, – говорил Сигге Сакс, первый охотник идти на приступ. – А нам Ингвар не желает дать больше трети – как будто вместе с воеводой разом умерли все те, кто своим мечом добывал эту дань! Так мы покажем, что мы очень даже живы! Нас ведь здесь больше половины – тех, кто уже был в дружине десять и даже пятнадцать лет назад. Правда же, Эллиди? Не только Свенгельд – мы все сражались за эту дань, и несправедливо отнимать ее у нас! Так мы завоюем ее снова, и тогда никто уже не сможет оспаривать наши права на добычу!

Свенгельдовы отроки кричали одобрительно – особенно те, кто постарше. Люди Мистины помалкивали, но в их глазах отражалось понимание. И в общем Сигге был прав: покорителем земли называют вождя, но победу и славу его своей кровью, а то и жизнью оплачивают простые хирдманы. В их глазах Ингвар намерен был, пользуясь смертью вождя, ограбить их, беззаконно отнять добытое в битвах.

– Ну а теперь Ингвар мог бы убедиться: без нас все здесь рухнет! – поддержал товарища Эллиди. – Князь не увидит ни одной лысой белки, не то что по кунице с дыма!

– И если мы загоним Володислава обратно в стойло, Ингвару уже труднее будет говорить, что без Свенгельда мы не заслуживаем этой дани! Я бы сказал, нам повезло, что Володислав вздумал взбрыкнуть!

– Беда в том, что в Киеве немало таких же отважных людей, что желают взять эту работу на себя, – спокойно заметил тот темнобородый.

– Уж не ты, Хальвдан? – усмехнулся Сигге. – Помнится, раньше ты не был таким жадным до чужого добра.

– Нет, не я. Я вовсе не жажду славы, а если я стану очень богат, то мне ее не избежать. Но не все думают, как я, и многие киевские бояре с радостью послали бы своих сыновей собирать по кунице с дыма.

– Может, они и с нас захотят собрать по кунице? – усмехнулся Эльдьярн. – В нашем посаде уже с два десятка дымов – недурной прибыток, а?

Мне не слишком нравилось все это слушать. Часть времени я просиживала в гостевой избе, чтобы мои бабы не чувствовали себя сиротами беззащитными, и все утешала их: конечно, князь вот-вот пришлет к Мистине послов, они договорятся, и нас отпустят. Однако бабы уже прослышали про обещание – отроки не удержались от шуточек – и беспрерывно причитали. Сидеть с ними было тошно, и ночевала я всегда в воеводской избе.

Соколина все эти дни ходила мрачная и ни с кем не хотела разговаривать, но чему удивляться: она ведь потеряла отца и не представляла своей дальнейшей судьбы. Я занималась детьми Уты, отчасти утоляя так тоску по своим. Старшие девочки уже совсем выросли, зато Велесик и Витянка были почти в тех же годах, что и мои. А мои, должно быть, ревут день и ночь: они остались на одних челядинок, как и весь наш дом. Едва ли у Володислава и Маломира в эти дни много времени на детей и хозяйство!

Порой я выходила на забороло и смотрела в сторону Коростеня. Теперь, когда судьба моя была на переломе и я не знала, кто мне друг, а кто враг, на память невольно приходило все то, что я так много лет изо всех сил старалась забыть.

Когда в Киеве случился переворот, я была еще мала и почти не осознала, какие перемены он нам несет. Я знала, что была какая-то шумная свара, убили какого-то чудовищного вупыря, который пил кровь, что дедушка Предслав захворал, да и отец несколько дней был болен, а мать рыдала и неразборчиво проклинала дядю Ингвара. Отец поправился, но дела не наладились. Дедушка умер, и почти сразу семья стала собираться к отъезду. А мне предстояло остаться. Как объяснила мать, я обручена с древлянским княжичем и поэтому они не могут взять меня с собой. Мне предстояло жить в Киеве, пока не придет время выходить замуж.

Даже сейчас я едва сдерживаю слезы, когда вспоминаю это. Теперь, когда я уже давно взрослая женщина и мать своих детей, я понимаю, чего стоило моей матери расстаться со мной. Или нет, не понимаю. Не знаю, что могло бы заставить меня покинуть на чужих людей Малку… ее оторвут от меня только вместе с руками. Ну, пусть меня покинули не на чужих… Впрочем, тогда и близкие родичи были нам злейшими врагами.

Еще до всех этих событий в нашей семье появилась Деляна, обрученная невеста моего брата Оди. Ей было тогда всего три года, да и нам немногим больше, но мы, дети, совершенно спокойно приняли мысль, что Оди и Деляна станут мужем и женой, когда вырастут. Взрослому это кажется нелепым и смешным, но трехлетняя девочка совершенно естественно принимает мысль, что у нее уже жених, и даже сама его ищет: ведь всем же нужен жених! Деляна, как я теперь понимаю, была тогда слишком мала, чтобы полностью осознать свое горе: смерть отца, разлука с матерью и родной семьей… Она поревела, но вскоре утешилась, и мы стали жить, будто она была еще одной дочкой моих родителей. Мы втроем неплохо ладили, и мой брат Оди был очень приветлив с нами обеими.