Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы - [88]
Потом ушел Юрий Герман. Они бранились, ссорились и мирились целую жизнь, но крепко были связаны послевоенными годами.
Герман умер в 1967 году, а за год до него ушла Ахматова. Уже после ее смерти в ответ на удивленные вопросы Берггольц рассказывала об их полувековой дружбе. Юная Ольга писала стихи "под Есенина", и ее познакомили с Клюевым, которому в сумрачной комнате с лампадами и иконами она читала свои стихи. Клюев слушал внимательно, а потом сказал, чтобы она шла к Ахматовой и держалась ее советов. Так в восемнадцать лет Ольга попала к Анне Андреевне и полюбила ее навсегда.
Трагедией была для Ольги и смерть Твардовского. Она называла его "побратимом". Их дружба началась еще на Волго-Доне с разговоров о каторжной России, хотя говорить об этом откровенно можно было только после 1953 года.
"…Тут еще приехал… А. Твардовский. Двое суток страшного, угарного, неожиданного общения с ним… Дело не в неистово-нежных, любовных словах его, обращенных ко мне, как к бабе и человеку, – поди, вино в нем говорило, – дело именно в лихорадочных, ослепительно-трезвых и прямых разговорах о главном, о Волго-Доне, о лжи, о правде, о жизни, – в разговорах, которых тогда больше смерти опасались люди и вели только под алкоголем. <…> И – не договаривали всего. И все понимали. И я боялась своей откровенности, боялась, что откровенность будет принята за провокацию, и он этого же боялся – я видела. Я ведь все в нем понимала, – он и сам это мне говорил. А он во мне крохи какие-то, а, в общем, почти ничего. Но главное – чует. (Еще разговор – на пленуме, в октябре 53-го.) Двое суток разговора, вино, коньяк… Потом он улетел, а я осталась, и пила одна, вся разгромленная слиянием рек, каторгой, Твардовским, – как он был передо мною".
За два месяца до смерти Ольга поехала с Владимиром Лакшиным[157] к Твардовскому на дачу в Красную Пахру. Александр Трифонович уже плохо говорил, сидел в кресле перед камином, не сразу откликался на сказанное.
Они пробыли у больного Твардовского около получаса. И Ольга, когда они возвращались из Пахры, со слезами сказала Лакшину, что Твардовский уже мертв, что того человека, которого они знали, уже нет. Лакшин возражал, говорил, что сегодня тот, напротив, очень бодр. А она лишь повторяла, что таким же перед смертью был ее муж, Николай Молчанов…
Когда Твардовского не стало, она прилетела на похороны. Шел 1971 год.
Лакшин записал в дневнике: "Пришел домой, в половине 12-го звонит Ольга… Рассказала, как болела в Москве. 4 дня провела в реанимационной палате: смотрела, как зеленые и красные огоньки мигают – свое сердце.
Говорила нежные слова. Повторяла: "Я не читаю новых книг, не встречаюсь с новыми людьми…" Об Александре Твардовском: "Погубили лучшее дитя века""[158].
В стихотворении, посвященном Твардовскому, она сравнила его с протопопом Аввакумом, сожженным заживо:
Праправнук
протопопа
Аввакума —
нежнейший,
беспощадный,
чистый свет…
Эти люди были ее главной опорой. Они любили ее. Герман, с которым в молодые годы ночами спорила на крыше "Слезы социализма". Светлов, который на ее вопрос "Почему ты не хочешь, чтоб меня принимали в Кремле?" – отвечал: "Потому что я не хочу, чтоб ты была на Лубянке". Шварц с его светлыми сказками… И она любила их и видела каждого в его неповторимости, что, как ни странно, их роднило и было ей так же дорого:
"Как я любила наслаждаться ими вдвоем – Анной Андреевной и Евгением Львовичем – у себя, или у Германов, или у него… Они были изящны той интеллигентной изящностью, которая как дар, как кровь, – изящный внутренне и внешне, – свойство, почти утраченное нами и совершенно не известное новому поколению поэтов. Не изысканные, не стиляги – о, какие космические пропасти лежат между этими понятиями, а именно изящны, – как, например, изящен был Светлов, Маяковский, как несомненно изящен Твардовский".
Но она успела создать только общий план воспоминаний о них. И всё.
Последние годы
Если Илья Эренбург сумел дожить и досказать своей книгой "Оттепель" все то, что не удавалось раньше, если Ахматова смогла принять в свою жизнь новых молодых поэтов, то для Ольги большая часть этих лет прошла в больницах. Нет, она выступала, издавалась и даже откликалась на отдельные события, но затем надолго исчезала из литературной жизни. Казалось, что время протекало сквозь нее как вода. Из дневниковых страниц пропадают целые месяцы, минуют годы.
Правда, она успела высоко оценить "Один день Ивана Денисовича", а в 1967 году написала Солженицыну пронзительные слова:
"Дорогой, блистательный любимый мой человек! Вот я пишу Вам с родины мужа моего, убиенного в 1938 году, где все сограждане его собрались и вспоминали в день его 60-летия. Потому что забыть ничего нельзя и невозможно. Бог не простит! Пишу Вам отсюда с глубоким благословением во имя Бога! Всегда Ваша. Ольга Берггольц. Горький".
После ухода Макогонеко она стала избегать людей, с которыми была связана долгие годы. Их забота и сострадание были для нее невыносимы. Выходы из дома становились все реже. Подруга юности Галина Пленкина жалуется в письмах к Ирэне Гурской, что не только не видит Ольгу, но и не может поговорить с ней по телефону. Ирэна и сама, несмотря на душевную близость с Ольгой, получает от нее последнюю весточку в 1972 году – короткое соболезнование по поводу смерти мужа Сергея:
Наталья Громова – писатель, драматург, автор книг о литературном быте двадцатых-тридцатых, военных и послевоенных лет: «Узел. Поэты. Дружбы и разрывы», «Распад. Судьба советского критика», «Эвакуация идет…» Все книги Громовой основаны на обширных архивных материалах и рассказах реальных людей – свидетелей времени.«Странники войны» – свод воспоминаний подростков сороковых – детей писателей, – с первых дней войны оказавшихся в эвакуации в интернате Литфонда в Чистополе. Они будут голодать, мерзнуть и мечтать о возвращении в Москву (думали – вернутся до зимы, а остались на три года!), переживать гибель старших братьев и родителей, убегать на фронт… Но это было и время первой влюбленности, начало дружбы, которая, подобно пушкинской, лицейской, сохранилась на всю жизнь.Книга уникальна тем, что авторы вспоминают то, детское, восприятие жизни на краю общей беды.
Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.
Эта книга о судьбах поэтов в трагические 30‑е годы на фоне жизни Москвы предвоенной поры. В центре повествования, основанного на ранее неизвестных архивных материалах и устных воспоминаниях М. И. Белкиной, Л. Б. Либединской и других современников тех лет, – судьбы поэтов, объединенных дружбой и близкими творческими позициями, но волей судеб оказавшихся на разных полюсах. Главные герои книги – Б. Пастернак, В. Луговской, Н. Тихонов, Д. Петровский, а также знаменитые и незаслуженно забытые поэты и писатели, без которых невозможно полно представить русскую литературу советской эпохи. Издание переработанное и дополненное.
В книге приведены уникальные, ранее не публиковавшиеся материалы, в которых представлена культурная среда начала и середины XX века. В письмах и дневниках содержится рассказ о событиях в жизни Марины Цветаевой, Бориса Бессарабова, Анны Ахматовой, Владимира Маяковского, Даниила Андреева, Бориса Зайцева, Константина Бальмонта, Льва Шестова, Павла Флоренского, Владимира Фаворского, Аллы Тарасовой, Игоря Ильинского и многих-многих других представителей русской интеллигенции.Дан развернутый комментарий, приведены редкие, впервые публикующиеся фотоматериалы.
Наталья Громова – писатель, историк литературы, исследователь литературного быта 1920–1950-х гг. Ее книги («Узел. Поэты: дружбы и разрывы», «Странники войны. Воспоминания детей писателей», «Скатерть Лидии Либединской») основаны на частных архивах, дневниках и живых беседах с реальными людьми.«Ключ. Последняя Москва» – книга об исчезнувшей Москве, которую можно найти только на старых картах, и о времени, которое никуда не уходит. Здесь много героев – без них не случилась бы вся эта история, но главный – сам автор.
Роман философа Льва Шестова и поэтессы Варвары Малахиевой-Мирович протекал в мире литературы – беседы о Шекспире, Канте, Ницше и Достоевском – и так и остался в письмах друг к другу. История любви к Варваре Григорьевне, трудные отношения с ее сестрой Анастасией становятся своеобразным прологом к «философии трагедии» Шестова и проливают свет на то, что подвигло его к экзистенциализму, – именно об этом белом пятне в биографии философа и рассказывает историк и прозаик Наталья Громова в новой книге «Потусторонний друг». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.
Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Пушкин был русским Возрождением, Блок — русским романтизмом. Он был другой, чем на фотографиях. Какая-то печаль, которую я увидела тогда в его облике, никогда больше не была мной увидена и никогда не была забыта».Н. Берберова. «Курсив мой».
Александр Ливергант – литературовед, переводчик, главный редактор журнала «Иностранная литература», профессор РГГУ. Автор биографий Редьярда Киплинга, Сомерсета Моэма, Оскара Уайльда, Скотта Фицджеральда, Генри Миллера, Грэма Грина, Вирджинии Вулф, Пэлема Гренвилла Вудхауса. «Агата Кристи: свидетель обвинения» – первый на русском языке портрет знаменитого, самого читаемого автора детективных романов и рассказов. Под изобретательным пером Агаты Кристи классический детектив достиг невиданных высот; разгадки преступления в ее романах всегда непредсказуемы. Долгая, необычайно насыщенная жизнь, необъятное по объему творчество создательницы легендарных сыщиков Эркюля Пуаро и мисс Марпл – казалось бы, редкий пример благополучия.
1902 год. Австрия. Тироль… Русская студентка Сорбонны Лиза Дьяконова уходит одна гулять в горы и не возвращается. Только через месяц местный пастух находит ее тело на краю уступа водопада. Она была голая, одежда лежала рядом. В дорожном сундучке Дьяконовой обнаружат рукопись, озаглавленную “Дневник русской женщины”. Дневник будет опубликован и вызовет шквал откликов. Василий Розанов назовет его лучшим произведением в отечественной литературе, написанным женщиной. Павел Басинский на материале “Дневника” и архива Дьяконовой построил “невымышленный роман” о судьбе одной из первых русских феминисток, пытавшейся что-то доказать миру…
Марина Арсеньевна – дочь поэта Арсения Тарковского и сестра кинорежиссера Андрея Тарковского – пишет об истории семьи, о детстве, о судьбе родителей и сложном диалоге отца и сына – Арсения и Андрея Тарковских, который они вели всю жизнь. «Я пришла к убеждению, что в своих рассказах-воспоминаниях должна говорить всю правду, какой бы горькой она ни была. Осколки, когда их берешь в руки, больно ранят, но иначе не сложить того зеркала, перед которым прошла жизнь моих близких». Марина Тарковская.