Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы - [34]
Ольга не только исключена отовсюду, не только теряет долгожданного ребенка – она ославлена на весь свет. О ее любовных связях говорят на собраниях, намекают со страниц газет[62].
Муся пишет ей из Москвы нежные письма, вспоминает, как они играли вместе в Угличе, как лепили из глины козлят. Она изо всех сил пытается отвлечь Ольгу от чудовищного настоящего, хотя и в Мусиной семье не все ладно: в депрессии пребывает Юрий Либединский, ожидая ареста. Мусю спасает жизненная сила, ей безразличны партийные склоки, она предана своим близким, ее волнуют в первую очередь перипетии их жизни.
Она обращается к Николаю Молчанову в надежде услышать от него правду о сестре, заканчивая письмо словами: "Милый Колька, ведь и для тебя Ольга – сосуд прекрасный, скудельный. Не знаю, не знаю, как про это. Я тебя люблю. Жму твою руку. М.".
Ответное письмо Николая Молчанова вполне убедительно говорит, что он всегда был рядом с Ольгой, что бы ни происходило. Он больше не обольщается, он знает все о ее романах. Но он научился любить ее с открытыми глазами.
Его письмо из архива Михаила Лебединского никогда не публиковалось. Поэтому приводим его полностью.
Николай Молчанов – Марии Берггольц <конец июля>
Милый Максим. Спасибо тебе большое за те слова сочувствия и пр., в котором я, если говорить начистоту, не нуждаюсь. Уж очень давно я осуждал соответствующие явления, уж очень давно были у меня сердца раны – все прошлое явилось хотя и резким, но долгожданным итогом. Задача состояла и состоит в достижении максимального счастия – т. е. в удовлетворении, наиболее полном, жизненных потребностей. Теория счастия эта стара, как Толстой. Тем больше гарантий ее истинности.
С этой точки зрения подходя к делу, ясно видишь, что потеря была одна – ребятенок, и произошла эта потеря по вполне ясным "социальным причинам", седьмой месяц тут не играет роли: он был опасен, но вовсе не заранее определен как месяц трагической развязки. Впрочем, есть тут и признаки фарсового решения драматического конфликта. Не следует быть такими чувствительными к социальным невзгодам, отсюда и фарс.
Все остальные потери компенсируются просто, правда останется правдой, в исключении Ольги никакой несправедливости нет, есть только и насмешек, и бузы целый ряд – это все отвалится со временем. Ты сама посуди, в отношении Ольги все решается доверием товарищей. Фактов, как говорится, нет, но неясностей слишком много… И вот, если Ольга сумела себя так вести, да и еще доверия не завоевала, – то о чем, собственно, спорить? Окажут в высших инстанциях доверие – ладно, не окажут – и то будет правильно. Ольга, конечно, будет "хлопотать" – уже потому, что не хлопотать – значит демонстрировать против народного дела, это вопрос, так сказать, политической грамотности.
С другой стороны, более тяжкие потери, чем последний ребенок, в особенности потеря Ириши, тоже следствие не столько Божьей воли, сколько причин социальных. Поэтому практически ничего ужасного не вижу в том, если Ольгу не восстановят. Неприятно, конечно, но можно будет с большей эффективностью выполнить свое извечное предназначение. А это тоже дело народное, советское, социалистическое. Да и в ряде других вопросов, в так. наз. общественной деятельности, многое станет проще, принимая во внимание Ольгину натуру. Безобразно одно: что Ольга платит не за себя, что у нее все это контрреволюционное блудодейство – от искренности, от излишней доверчивости, от идеализации известных общественных категорий. Не менее безобразно и то, что за ней очень прочно укрепили репутацию бляди, – причем это сделали люди из зависти, что им не пришлось испытать Ольгиной благосклонности. Это пережиток капитализма, извечная история. Хотят опорочить женщину – говорят, что она блядь. Против мужчин почему-то такого оружия нет. Это результат слишком хорошо известных общественных отношений, из-под гнета которых мы еще не вырвались.
На все это мне наплевать, все это я слушал уже 5 лет, нехорошо только, что трусы политиканы обосрались от ужаса и не дают мне работать. Но и это я пробью, и тогда будет все нормально. Ольга чувствует себя хорошо, и вообще, Максим, ты недооцениваешь мужества сестры. Теперь она стала еще лучше, еще крепче, ибо много сору вылетело из ее глупой башки за период проработки. Конец всезнайству, конец тщеславию, почти конец честолюбию, конец слепой доверчивости, конец преклонению перед авторитетами и ценностями мнимыми – человек находит, с трудом, правда, ценности действительные, заключенные в нем самом. А отсюда до счастия – рукой подать. Нам уже не нужно блистать, не нужно чаровать, не нужно думать – талантливы мы или неталантливы. Нам уже нужно просто познавать жизнь, без дураков, без трепотни. Этот процесс идет в Ольге, и я надеюсь, что он примет такие формы, в которых я заинтересован. Положительная сторона всего происшедшего совершенно неизмерима. Учеба, укоренение положительной философии, правка характера, опыт. Отрицательная сторона – те оскорбления всякой сволочи, которые Оля вынесла. Но сволочь от тюрьмы не уйдет, все эти Чумандрины, Решетовы и пр. еще применят свои вокальные способности "Солнце всходит и заходит".
