Ольф. Книга вторая - [35]

Кажется, вопрос обращен ко мне — об этом свидетельствовал оборот тела, чего я нисколько не желал, чтобы не нарваться на лишние неприятности. И вопрос оказался с подвохом. На непростой вопрос требовался ответ, который являл бы вершину простоты, иначе мы до такого договоримся…

— Более чем, — кратко ответил я.

Роман промолчал.

— Кстати, почему наша «гора» у японцев — «яма»? А наоборот? — попробовал я свести отдающий знобящим эхом спич в сторону непритязательного юмора.

Не получилось. Никто не прореагировал.

У меня работы было меньше всех. Оттерев куртку и брюки, я вернулся к костру, развесил вещи сушиться на окрестных кустах и быстро понял, что это неэффективно. Одежду нужно держать ближе к огню, чтобы высушилась, а огонь — дальше от кустов, чтобы ничего не загорелось.

Вынутым из валявшихся ножен кукри я нарубил длинных жердей-рогатин, воткнул их вокруг длинной нодьи и укрепил поперечинами. Рядом с моими перевешиваемыми вещами одежду развесил и подошедший Руслан. Затем я присел по-турецки прямо на холодный песок, а он расположился напротив, с другой стороны огня. Парень обреченно глядел вместе со мной (я — с удовольствием), как появившаяся из тьмы девушка порхает вокруг, занавешивая своим гардеробом последние пробелы деревянного стоунхенджа. Потом он раздвинул ноги, освобождая место — Света впрыгнула в уютную лагуну, ее спина оперлась на мужа, а руки окольцевали прижатые к груди гладкие колени. Сверху пристроился подбородок. Руслан обнял, и она превратилась в куколку волшебной бабочки, от шеи вниз спеленутой в кокон четырех ног и четырех рук.

В тело постепенно возвращалась жизнь. Тепло поплыло по венам, огонь потрескивал, и все взоры волей-неволей сошлись на нем. Конструкция из лежавших друг на друге бревен с пламенем между ними удивляла гениальной простотой, меня переполняло недоумение: почему так не делается повсеместно?!

— Как долго такое сооружение гореть будет? — спросил я, чтобы что-нибудь спросить.

— Всю ночь. Для того и старался.

Сидеть на земле было холодно. Я подсунул под себя ступню. Эта нога, на которой расположился всей тяжестью, быстро затекла и замерзла. Поворочавшись, пришлось сменить позу, пересев на корточки, причинные места при этом свесились, грустно уткнувшись в песок.

— Ольф, не простудись, — донесся заботливый голос Светы.

Руслан нервно высвободился, им будто выстрелило вверх. Глаза под рыжей челкой, что во тьме стала черной, выглядели не менее черными.

— Поможешь? — Тьма взгляда коснулась моего лица. Если это приглашение, то весьма требовательное.

Оставленная Света переместилась к огню еще ближе и обиженно нахохлилась.

— Что надо делать?

— Помогать, — грубо рыкнул Руслан.

Я понимал, что эта грубость направлена не на меня. Вообще-то, и не на жену. Виноват был он сам, потому и злился.

Он взял любимый нож. Я двинулся за ним к ближним кустам. Работа закипела. Да, без одежды. Да, в напряжении, готовом испепелить при любом неправильном слове или поступке. Тем не менее, мы продолжали делать дело, делая вид, что ничего не происходит. Вот такие «делатели».

Насупившийся Руслан погрузился в собственные мысли, а во мне ныло прежнее сомнение. Нужно ли мне это — получить краткое удовольствие и врага на всю жизнь вместо хорошего друга? Мы достигли точки бифуркации. То, что произойдет дальше, изменит наши жизни. Обратной дороги не будет.

Руслан привлек мое внимание кратким нарочитым кашлем.

— Как мужчина я не могу не сдержать слова. Но — опять же как мужчина — не могу отдать свою женщину. Проблема.

Я кивнул:

— Знаю вполне мужской поступок, что дает право не исполнять слова. И никто не осудит. Кроме суда.

— Я тоже думаю о нем. — Взгляд Руслана стал невыносимо тяжелым, мои плечи под ним чуть не сгорбились. — Мы уже перешли все границы, но я все еще хочу сделать шаг назад. И очень не хочу, чтобы у меня не осталось выбора. Слово, которое по поговорке не воробей, уже вылетело, не поймаешь; остается ликвидировать одного из двух причастных — того, кто дал, или кому дали. Мне ближе второе.

Я обернулся к нему лицом:

— Недавно я нарушил одну из заповедей. Насчет жены ближнего. Бог страшно наказал меня — покарав не того.

— Это ты к чему?

Парень напрягся, взгляд ожесточился. Я сделал шаг в его сторону:

— Эти грабли больше не по мне, человек такое не вынесет.

— Если хочет остаться человеком, — правильно уточнил Руслан.

Он умолк, обратившись во внимание — мои слова зародили надежду.

— Ты был согласен расстаться с машиной?

— Почему — был?

— И с квартирой?

— «И»? Лучше вернемся к варианту с мужским поступком.

— Есть другой вариант.

Последовавшая пауза подействовала на Руслана, как мельтешащая тряпка на быка.

— Что бы это ни было — от суммы в рассрочку до преступления — я согласен.

Вот это человечище.

— Зря. Вдруг я предложу человека убить?

Прямой взгляд прожег меня насквозь, словно в собеседнике рванула цистерна с бензином:

— Убью.

Меня пробрало льдистым ознобом.

— Значит так, — принялся я раскручивать мысль, пока ночной разговор не завел нас в непоправимый тупик, — начнем с того, что твоя жена мне не нужна.

— Хорошее начало. Прямо-таки живительное.

— Но оставить твое бездействие безнаказанным тоже не могу.