Ольф. Книга вторая - [27]

— Жизнь — не пряник, скорее — кнут. Если вспомнить твоего поэта, «надрывается сердце от муки, плохо верится в силу добра, внемля в мире царящие звуки барабанов, цепей, топора».

Парочка удивленно переглянулась, нараставшая наэлектризованность временно заземлилась.

— В другом месте Некрасов сформулировал девиз такой жизни более органично, — сказала Света. — «Люби, покуда любится; терпи, покуда терпится; прощай, пока прощается; и — Бог тебе судья!»

Впереди уходила в чащу оставленная лесовозами заброшенная просека. Лес здесь давно не возили, но дорожка была накатана — рыбаками, охотниками или подобными нам случайными посетителями.

— Сюда?

В ответ я в очередной раз пожал плечами.

На бездорожье водитель вряд ли следил в зеркало за задним пассажиром, пришлось продублировать голосом:

— Все равно.

Руслан свернул на еще более раскисшую грунтовку, теперь машина продиралась сквозь нависшие ветви. Вскоре ухабистая тропинка раздвоилась. Руслан выбрал более наезженную. Колея привела к берегу речки. Там мы благополучно завязли.

Чтобы что-то увидеть, пришлось выключить фары, но и после этого глаза еще долго привыкали к лесной темноте.

— Рули, я подтолкну, — предложил я, когда все вышли посмотреть на случившееся.

Света тоже вызвалась участвовать. Мы с ней встали сзади по бокам и уперлись ладонями в железо. Руслан нажал на газ, двигатель взревел, колеса провернулись…

— Ой!!!

Вскрик заставил обернуться: отскочившая Света размазывала на себе налипшие комья и кляксы.

— Еще раз! Враскачку! — скомандовал я

Руслан умело раскачал машину, но из плотоядно чавкающей глины она так и не выбралась.

— Еще разок?

— Давай, — со вздохом согласился рыжий водитель.

Мы оба уже понимали, что надо откапываться, а затем набросать чего-то под месившее грязь колесо, но по чисто мужской привычке попробовали еще раз. Единственное, чего достигли — как и Свету, меня с ног до головы окатило грязью.

Руслан все еще надеялся: то трогался осторожно, со второй передачи, то давил газ в пол. Я еще раз глянул на несущиеся снизу комки и брызги. Потом по сторонам.

— А здесь совсем неплохо.

Руслан отвлекся от затянутых в топь колес.

— Верно, — хмуро согласился он, — просто чудесно. Уголок — мечта туриста. Если не считать этой мутной лужи в центре величественной природной композиции.

— И меня в крапинку, — с обидой, что никто не замечал ее страданий, объявила Света.

Вновь поразили бездонные глаза. В таких не просто тонешь, в них, наперекор воле, хочется тонуть, заранее зная, что не выплыть. Понимаю выбор Руслана. Не понимаю, почему он сейчас здесь. За слова надо отвечать, это не обсуждается, но жена — дело святое. За такое можно и в морду. Скажем по-другому: за такое нужно в морду.

Может быть, он боится? После того, что случилось с Лавриком, я бы тоже боялся.

И снова на меня вскинулись и тут же убежали в сторону девичьи глаза — небольшие, но красивые, без дна и края. Вот кто боится. Она боится за него, чтобы не повторил судьбу Лаврика. Поэтому они здесь — вдвоем. Какой же нечеловеческой сволочью я выгляжу в их глазах. Если через секунду в спину воткнется нож — пойму и прощу.

Не воткнется. Лаврик был еще тем крепышом, и где он теперь? Даже если бы Руслан задумал нечто подобное, Света не позволит. Наверняка, предупредила, чтобы не пытался, он нужен ей живым и здоровым.

Вот так мужики перестают быть мужиками. Я бы бил обидчика невзирая на. Впрочем, есть объяснение: мое сердце свободно, потому и. Будь у меня любимая жена, все могло быть по-другому. Как? Не знаю. У меня нет жены.

Может, именно потому и нет?

Скрежетнула дверца, ботинки водителя один за другим хлюпнули в жижу — Руслан направился к ближайшей разлапистой сосне. Его рука потянулась назад к поясу, словно в желании почесать поясницу или размять постреливающий радикулит, и после невнятного движения фокусника обрела полуметровый тесак. Выудила его из ниоткуда, будто сотворив из воздуха, ведь у парня, кроме легкой курточки по талию ничего не было. Понятно, не считая обуви, джинсов и того, что под курткой.

Кривой тесак прекрасно заменил топор. Срубленные хвойные лапы легли под резину и днище, и невероятный «ножичек» отправился обратно за спину под куртку. Руслан прыгнул за руль.

Мотор взрыкнул, несколько движений враскачку, и с нежелающим отпускать причмокиванием мать сыра-земля позволила стальной карете выползти на пригорок. На этой площадке, видимо, останавливались охотники, уж больно местечко пригожее и обихоженное.

Руслан указал на пологое место на бережке.

— Стрелять можно здесь.

Свету как током ударило. Занятая пострадавшей внешностью, она настолько отрешилась, что даже забыла о цели приезда. Руслан тоже потускнел, будто пейзаж поздней осенью.

— Нож у тебя — самое то для леса, — сказал я, посмотрев ему за спину.

Скользкий момент был оттянут еще на какое-то время.

Инструмент мне серьезно очень нравился. Хотя эффектная сценка с его доставанием напоминала фильм про Данди-Крокодила: презрительная усмешка героя неудавшемуся грабителю: «Разве это нож? Вот нож!» — и так же, как только что Руслан, сзади, из-за пояса… Но. У австралийца тесак был за ремнем на заднице и по сравнению с Руслановым сильно проигрывал в длине. За пояс, если ты не иллюзионист, такое не спрячешь. И за руль, если у тебя такая штука под штаниной на заднице, не сядешь. Это же нечто среднее между саблей и топором.