Олеся. Сожженные мечты - [2]

С тех пор свою «семерку» Григорович холил, лелеял, и ни разу так удачно доставшаяся машина владельца не подвела. Сейчас надо было прогреть, конец марта выдался холодным даже для их региона, ведь в Кировограде и вспомнить не могли, когда видели заморозки в третьей декаде марта.

Юрий Григорович задержался, прогревая машину. Не будь другой погоды, двинул бы с места и ничего бы не услышал.

А так все совпало. Грелся мотор. Позвонила вдруг жена – о чем-то напомнить. Разговаривать в машине было несподручно, Юрий вышел, отошел подальше на несколько шагов. И там-то услышал крик.

Звали на помощь – совсем рядом, из-за грязно-серого забора, которым огородили старую стройку. Года три назад начали возводить новую поликлинику, да только, ясное дело, кризис, денег нет, объект заморожен.

Голос был женский. Позже станет ясно: очнувшись и услышав, как совсем рядом кто-то громко разговаривает по телефону, жертва закричала, собрав остаток сил. Из груди вместе с болью вырывалось отчаянное «Помогите!».

Только услышав этот крик, Юрий Григорович, в свою очередь, прервал жену коротким и резким:

– Люба, «скорую» вызывай!

– Куда? – не поняла женщина по ту сторону трубки.

– Сюда! К нашему дому!

– Что там такое?

– Пока не знаю! Но серьезное что-то! И это… милицию вызывай тоже.

– Этим чего сказать?

– Пускай едут. Я с ними сам тут поговорю.

Милиция появилась быстрее «скорой», в тот самый момент, когда Юрий Григорович пытался найти проход в строительном заборе. Позже осмотр места происшествия покажет: тело девушки внесли с другой стороны стройплощадки, там проход был, но до него метров тридцать в обход. К тому же ее, видимо, специально перенесли через всю стройку, которую явно давно не охраняли.

Но сейчас, прибыв по вызову, парни из ППС долго не разбирались, где выход, а где вход. Они слышали крики о помощи, потому пошли по кратчайшему пути – вместе с Юрием и своим водителем просто и аккуратно проделав в заборе дыру.

Сразу повеяло запахом горелого мяса, и одного из парней чуть не вырвало. Позднее он, сержант Евгений Аникеев, напишет в рапорте: это первый его выезд «на труп». Хотя трупа как такового четверо мужчин там не увидели.

Открывшееся их глазам зрелище было во много раз хуже, чем просто мертвый человек.

Они увидели живой труп.

3

– Что делать будем? – спросил следователь Борташевич, обводя пристальным взглядом собравшихся вокруг машины «скорой помощи» милиционеров, людей в белых халатах и зевак из окрестных домов, которые, как водится в таких случаях, или просто идут мимо, или прибегают посмотреть специально. Но вопрос Борташевича касался не случайных лиц. Наоборот, ему важно было, чтобы полученная от обгоревшей девушки информация никоим образом не ушла дальше этого места. И вообще он, как и прочие, кто оказался причастен к этому жуткому делу, готов был многое отдать за возможность не выходить на дежурство именно в этот роковой не только для него, милицейского следователя, но и для всего города и, как показало время, для всей страны день.

Не получив ответа, Борташевич с опозданием попытался взять ситуацию под свой контроль. Пока чувствовал: именно он сейчас за все отвечает.

– Разошлись! – гаркнул он, но, тут же поняв, что лучше не рявкать, перешел к просительным интонациям: – Ну, разошлись бы, а? Расходитесь, народ, что тут интересного? Заснула девчонка-бомжиха на стройке, курила, загорелось вокруг…

– Она не бомжиха, господин из милиции. – Юрий Григорович выступил на полшага вперед. – Вы же сами все видели и слышали.

– А вы, – Борташевич ткнул в него пальцем, – вот вы лично что услышали? – но прежде, чем Юрий, опешивший от такого напора, попробовал собраться с мыслями, следователь перешел в более решительное наступление: – То, что вы могли тут случайно услышать – это оперативно-разыскная информация. Тайна следствия, чтобы вы знали. А за разглашение сами знаете что бывает.

– Девушка громко говорила… – попытался оправдаться Григорович, но был резко перебит следователем:

– Да, а вы пока должны вести себя тихо. Всех касается. Сами видите, дело серьезное. – И, чтобы как-то усилить важность своих слов, переключился на дежурного врача «скорой», Ивана Дороша. – Почему вообще мы раньше вас сюда приехали, доктор? «Скорая» вы или где? Пока вас дождались, куча народу вон набежала.

– А при чем «скорая»? – пожал плечами доктор Дорош. – Давай сейчас главных и крайних начнем шукать, давай, ага…

Вот приехали б вы раньше… А!

Борташевич отмахнулся, слова застряли у него в глотке. Нет, нельзя, против правил это – говорить сейчас, что, будь люди в белых халатах расторопнее, девчонку можно было бы допрашивать не на улице, а у них в машине, подальше от посторонних. Хорошо, конечно, что эта Олеся, или как ее там, выжила и назвала имена тех, кто сотворил с нею такое. Но плохо, что это довелось услышать лишним людям. Фамилии в Кировограде знакомые, известные, особенно Крутецкий, и если раньше времени информация уйдет… Н-да, тогда уйдет, как минимум, сам Крутецкий. Ведь таких людей без предупреждения у них в городе милиция не дергает.

Борташевичу самому не нравилась эта ситуация, когда Крутецкий или эти двое – Греков и Марущак – могут не приезжать в отделение для дачи показаний, а принимать милицию у себя на дому. Да еще в присутствии адвокатов, толстомордых, холеных и почти всегда – лучших из местных или вообще киевских, что считалось в этих кругах высшим пилотажем. Но еще больше следователю Борташевичу не нравилось, когда его чехвостило начальство: как, мол, допустил, что дети уважаемых людей попали под протокол? Как их вообще могли упомянуть в связи с совершенным преступлением?