Олег Янковский - [11]
И договорились до какого-то изящнейшего, как в балете, ощущения, когда кто-то прыгнет и кому-то сделает сложную поддержку. Вот такая Олегова человеческая черта — войти в человеческий контакт. Ему было необходимо войти в человеческий контакт с режиссером, с оператором, с костюмером, с партнером. Ему важно было войти в этот контакт. Не сидеть таким выдающимся гением из индивидуального вагончика.
На жизнь Олега и на то, что называется менталитетом, чрезвычайно сильно повлияла встреча с Андреем Тарковским. И даже могу сказать, что в момент встречи с Андреем Арсеньевичем Олег Иванович понял, как важно думать о судьбах России, даже если ты, грубо говоря, ковыряешь в носу.
Дальше происходили какие-то безумно странные истории. Первая странная история, то как он вообще попал в фильм «Зеркало». Андрей Арсеньевич знал, что есть такой человек из Москульта — Янковский. И вот он попросил своего второго режиссера найти мальчика для роли в «Зеркале». Искали, искали, привели мальчика, обрили его налысо. Он посмотрел и говорит: «Мальчик хороший, на меня похож». И спросил: «Как тебя, мальчик, зовут?» Мальчик говорит: «Филипп Янковский».
Да, вот этот мальчик — сын Олега Янковского.
Ну, хорошо. Сын. И второму режиссеру была дана такая задача — поехать на Северный Кавказ и там найти для него экранного «папу».
Второй режиссер недоумевал, как ему подобрать «папу», когда Филипп-то светленький, а папа что же будет… Это как? И поехал человек, обреченный, так сказать, на ужас. Долго метался по Северному Кавказу. А потом предложил, что, может, будет естественно вместо того, чтобы искать «папу» на Северном Кавказе, найти папу этого мальчика, который был бы на вас похож? А мы знаем его папу. Это Олег Янковский.
«Не, не, не. Вы что? Папа — это папа, а Олег это — о-о-о!.. Это Олег». Короче говоря, каким-то чудом затолкали в кабинет к Андрею Арсеньевичу Олега Янковского, который тоже пришел перепуганный. Андрей Арсеньевич — он о-о-о!.. Человек из Москульта! О-о-о!.. Он пришел, завязался разговор о чем-то, и Андрей от отчаяния сказал: «Да, ну ладно, он действительно похож на этого самого». А все вторят: «Конечно, похож. Он же сын».
Поэтому к Андрею Арсеньевичу Олега «привел» Филипп, это вообще биологическая заслуга Филиппа. И они снялись, и снялись они душа в душу. А Андрей всегда остро чувствовал своих людей и чужих людей. У него было жутко развито это чувство — «своих людей».
Вот я все-таки не думаю, что самый гениальный артист века это Солоницын. Ну, не думаю… Кто там на Андрея Рублева пробовался тогда? Смоктуновский? Еще кто? Любшин замечательно пробовался. Но Тарковский взял Солоницына, потому что это была своя кровь. Это был свой человек, это был его человек. Андрей взял Солоницына и был ему всю жизнь верен. Всю жизнь. И вот так же Олег попал в разряд «своих людей» к Тарковскому.
Ностальгия
Была история, к которой каким-то странным боком и я был завязан. Потому что я очень дружил с Сашей Кайдановским. А Андрей в это время начинал картину «Ностальгия» и очень хотел снимать Сашу Кайдановского. А перед этим мы с Андреем договорились, что сначала Саша снимется у меня и потом у него. И все было чудесно, мы обо всем договорились. И вдруг ко мне Сашу не выпустили. Кайдановского КГБ не выпустил… Наверное, за внешний вид и за то, что он терпеть не мог спорт. Он когда видел какого-то спортсмена, у него, прямо так сказать, глаза выскакивали из орбит. От, так сказать, непонимания того, чем этот человек занят. И «зарубили» Сашу Кайдановского… Выяснилось, что он невыездной ни при каких обстоятельствах. А Андрей уже начал снимать «Ностальгию» в Италии. Он перебрал своих людей в голове и сказал: «Давайте Олега. Пусть едет Олег». И Олег приехал играть сложнейшую роль, которую предлагал ему Андрей Арсеньевич Тарковский. И поначалу он устроил ему такую экзекуцию для того, чтобы Олег пришел в себя, как бы отдаляясь от массовой культуры. Он поселил его в странный отель и дал какой-то минимум денег. И Олег, приехав играть главную роль у Тарковского, по-моему, недели две прожил в Италии в каком-то вшивом отеле в одиночку на какие-то шмотки денег… И главное, ему не было ясно, когда это кончится, потому что ему не мог никто объяснить, где Тарковский, куда он приехал, зачем? Это Андрей его вводил ему одному известными методами в состояние тоски по родине. И ввел!
И вот они снимали сложнейшую сцену. Это был один из самых знаменитых рассказов Олега, когда, он нес свечу на дне какого-то высохшего водоема и должен был донести ее от одного конца этого водоема до второго и поставить эту свечу там. Десять минут было, по-моему, полезного времени. Заряжали битком кассету, стояли рельсы. И мне рассказывал Олег, что он несет свечу уже на съемке, рядом едет тележка, а рядом с тележкой не идет, а на четвереньках ползет Андрей и говорит: «Так… Держи, держи огонек… Держи, держи пламечко…» Олег уже большую часть прошел, и уже вот близка эта самая там цель, финал. И вдруг Андрей говорит: «Теперь наливайся, лицом наливайся!» А Олег думает — как же ему налиться лицом-то? Он говорит: «Я вроде как уже налитой — налитее не бывает». А когда смотришь картину — этот кусок в фильме, — ничего подобного в голову не приходит. Почему? Потому что вот это все — «наливайся», «разливайся», «отливайся» — можно делать только с людьми, которым ничего не нужно объяснять по существу.
