Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле - [35]

Никто из лекарей не мог понять, что вдруг случилось с одиннадцатилетним княжичем, который с рождения отличался телесной крепостью, что за недуг нежданно-негаданно свалил его с ног. Прежде, чем поместить больного княжича в Чудотворную часовню, его сначала осмотрел монастырский лекарь Кузьма Ведовик.

— Пусть сын твой поначалу отведает целебных снадобий, кои умеет приготовлять инок Кузьма, — сказал Олегу игумен Севастьян. — Ежели не помогут Роману настои целебные, тогда и отнесем его в часовню, дабы высшее Провидение позаботилось о нем.

Княжеские слуги уложили Романа в теремной спальне, выходившей окнами на густой лес, стеной стоявший за прочным частоколом. Олег разместился в соседнем помещении вместе с боярином Брусило, который являлся крестным отцом княжича Романа, поэтому тоже приехал в Солотченскую обитель, дабы помолиться о его выздоровлении.

После вечерней службы Олег и Брусило задержались под высокими сводами храма, преклонив колени перед иконостасом, озаренным ярким светом множества зажженных свечей. В гулкой тишине, пропитанной ароматом ладана и запахом растопленного свечного воска, под внимательно-сосредоточенными взглядами святых угодников, взирающих с икон, Олег и Брусило принялись шептать молитвы и класть поклоны. Они молили Богородицу и ее сына Христа об избавлении княжича Романа от тяжкой хвори.

Погруженного в чтение молитв Олега вдруг привлек какой-то шум за дверями храма. Князь уловил краем уха взволнованные возгласы, которые решительно подавлял своим непреклонным голосом игумен Севастьян. Какие-то люди настойчиво пытались войти в храм, но суровый старец не позволял им этого. «Не иначе, гридни мои желают поведать мне что-то важное и срочное!» — промелькнуло в голове у Олега.

Поднявшись с колен, Олег торопливо вышел из храма на деревянную паперть, укрытую сверху тесовым навесом. Он столкнулся лицом к лицу с двумя молодыми гриднями из своей свиты, тут же находились игумен Севастьян и храмовый ключник, не позволявшие дружинникам переступить порог церкви, дабы не нарушить уединенные молитвы князя.

— Что стряслось? — раздраженно обратился к гридням Олег. — С чем вы пришли сюда? Почто в храм ломитесь, как оглашенные?

Олегу ответил гридень Тихомил.

— Не гневайся, батюшка-князь, — сказал Тихомил, сняв шапку и отступив на полшага. — Гонец сюда примчался с недоброй вестью. Арапша наголову разбил русские полки на Пьяне-реке. В сече пал шурин московского князя Иван Дмитриевич, много прочих бояр и воевод. Арапша двинулся к Волге и с ходу захватил Нижний Новгород. Тесть московского князя еле ноги унес в Суздаль, а брат его бежал в Городец.

— А что же Дмитрий? И брат его Владимир Серпуховской? — поспешно спросил Олег. — С ними что сталось?

— Оба живы, — ответил Тихомил. — Они не участвовали в сече с татарами на Пьяне-реке.

— Как не участвовали?! — опешил Олег. — Дмитрий сам же скликал князей в поход на Арапшу. Он сам собирался возглавить русское воинство.

— Гонец говорит, что так все и было поначалу, — сказал Тихомил. — Русские полки двинулись в Степь во главе с Дмитрием и Владимиром Серпуховским. Разбив стан на реке Пьяне, князья и воеводы получили известие, будто Арапша ушел на юг к Волчьей реке. Это привело к тому, что русская рать разделилась: московские и переславские полки вернулись домой, все прочие ратники остались на Пьяне-реке, собираясь продолжить поход к Наровчату. Вместе с московским воинством ушли домой и Дмитрий с Владимиром серпуховским. Суздальский князь Дмитрий Константинович с братом Борисом ушли в Нижний Новгород. Оставшиеся на Пьяне полки возглавил старший сын суздальского князя Иван Дмитриевич.

— Арапша подкрался тихо и незаметно к реке Пьяне, — вставил другой гридень. — Русские полки были застигнуты татарами врасплох. Собственно, никакой битвы и не было. Татары секли разбегающихся русских ратников, как траву. Много русичей утонуло в реке, многие попали в плен.

— Где гонец? — Олег взглянул на Тихомила.

— Спит мертвым сном, княже, — промолвил Тихомил. — Он скакал без передышки сначала из Мурома до Рязани, а затем из Рязани сюда. Князь муромский Михаил Юрьевич послал к тебе сего вестника, княже.

— Стало быть, уцелел муромский князь в этой передряге, — усмехнулся Олег. — Ушел в поход с бородой, а вернулся стриженым!

Похлопав Тихомила по плечу, Олег с довольным лицом направился обратно в храм, кривя губы в злорадной усмешке и бормоча себе под нос: «Жаль, Дмитрий-паршивец загодя ускользнул от сабель татарских! Сберегли его ангелы-хранители! Ну да ладно. После этого поражения гордыни-то у Дмитрия поубавится!»

Игумен Севастьян, проскользнувший в церковь следом за князем, был неприятно поражен тем, что Олег вместо того, чтобы продолжить молиться за здравие больного сына, громко и радостно благодарит Господа за то, что Арапша разбил на Пьяне союзных Москве князей и учинил погром в Нижнем Новгороде.

Рассерженный Севастьян напустился на Олега с упреками и пристыжениями:

— Не к лицу тебе, князь, радоваться торжеству басурман над воинством христианским! Совсем не к лицу! Дмитрий выслал войско в степи не из личной корысти, но желая оборонить все приокские земли Руси от татарской напасти. Дмитрий о всей земле Русской радеет! Ты же, князь, печешься лишь о своем княжестве. Обвиняя Дмитрия в излишней гордыне, ты не замечаешь, что душа твоя тоже гордыней объята. Коль взвесить на невидимых весах твою надменность, княже, и Дмитриеву гордыню, то еще неизвестно, какая из двух чаш перевесит. Низко и подло, князь, желать погибели братьям своим по языку и вере. За это не токмо люди, но и Господь может от тебя отвернуться!