Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле - [24]

Бояре были единодушны в том, что стариков, женщин и детей до наступления рассвета надлежит посадить на суда и отправить по реке Трубеж в сторону Оки.

— Чем больше народу успеет за ночь уйти за Оку, тем лучше, — сказал Агап Бровка. — Утром татары пойдут на штурм Рязани, ветхие стены которой не смогут устоять против нехристей. Основная битва неизбежно произойдет на улицах города. Пусть многие из нас завтра полягут в сече, но и степнякам не видать богатого полона!

— Неплохо бы и хлебные запасы вывезти на ладьях из Рязани, — вставил Брусило. — Мешки с зерном можно спрятать на речных островах среди камышей и тростников. У татар лодок нету, поэтому им до островов не добраться.

— Тогда уж и казну тоже надо бы погрузить в насады и отправить по Оке в Шумань или Перевитск, — заметил боярин Свирт Напатьевич.

Ему возразил боярин Громобой:

— Детинец княжеский со всех сторон водой окружен, валами высокими и стенами дубовыми. Эту цитадель татарам не взять ни с наскоку, ни долгой осадой. Я думаю, пусть злато-серебро лежит в детинце, там оно в полной безопасности.

Свирт Напатьевич продолжал настаивать на том, что казну нужно в первую очередь переправить на лодьях за Оку.

— Да и нам самим, други мои, лучше всего ночью скрыться в лесах за Окой, — заявил боярин Собирад, поднявшись со своего места. — Войска у нас мало, Рязань нам никак не удержать, видит бог. Татар же очень много! Ни пронский, ни муромский князья на помощь к нам уже не успеют. Пусть татары сожгут Рязань, зато мы сохраним ратников и наши богатства.

— Экий ты прыткий, приятель! — обратился к Собираду Громобой. — Недаром имя твое означает «заботящийся о себе». К сожалению, у нас недостаточно судов и лодок, чтобы разом погрузить на них все население Рязани, нашу дружину и всю местную знать. Я уже не говорю про хлебные припасы и казну.

— Суда могут дойти до левобережья Оки, выгрузить там женщин и детей и опять вернуться в Рязань за новыми людьми, — сказал Собирад. — Путь по реке Трубеж до ее впадения в Оку составляет меньше двух верст.

— Даже если насады за ночь успеют обернуться туда и обратно три-четыре раза, все равно всех рязанцев вывезти не удастся, — сокрушенно покачал головой Брусило. — Каждая ладья вмещает не более пятидесяти человек, считая и гребцов. В лодках помещается самое большее по восемь — десять человек. За один раз можно перевезти на судах около трех тысяч человек, не больше. В Рязани же разного люда наберется до тридцати тысяч душ, ведь сюда сбежались и смерды из ближних деревень и выселков.

— Братья, давайте отдадим все злато-серебро татарам, откупимся от нехристей, — подал голос боярин Хован Зотеич. — Пусть забирают степняки наши богатства и убираются в свои степи. Сокровища потеряем, зато головы свои сохраним, дома наши уцелеют и храмы…

Сразу целый хор недовольных голосов загремел под сводами гридницы, возражая Ховану Зотеичу. С нажитым добром никому из бояр расставаться не хотелось. Даже самые робкие из них надеялись укрыть свои богатства в княжеской цитадели или сбежать с ними на лодьях вниз по реке Трубеж в случае взятия Рязани татарами.

Олегу пришлось несколько раз топнуть сапогом, дабы восстановить тишину в гриднице.

— Ваши трусливые речи мне надоели, братья-бояре, — сказал Олег. В его властных, пронзительных глазах светилась такая непоколебимая твердость, что это подействовало на старших дружинников, как некий завораживающий гипноз. — Ни откупаться дарами, ни спасаться бегством от нехристей мы не станем! Мы на своей земле, и бежать нам некуда. В полночь наша рать пойдет на вылазку. Разделившись на два отряда, наше войско обрушится на татарские становища у реки Трубеж и близ Соколовки. Ночь и непогода нам токмо на руку. Раздать оружие всем челядинцам, конюхам, сокольничим, псарям — всех зачислить в дружину. Также вооружить смердов, кто помоложе и покрепче, и причислить их к пешему полку. Дабы в темноте не порубить своих, пусть все наши воины повяжут голову белыми тряпками.

На этом военный совет был окончен. Бояре разошлись по домам, чтобы снарядиться для битвы самим и вооружить всех своих слуг.

* * *

Войско, возглавляемое Олегом, насчитывало шесть сотен всадников и две тысячи пеших ратников. В полночь с негромким скрипом распахнулись Духовские ворота Рязани. Первым из города выехал Олег верхом на вороном жеребце, облаченный в островерхий шлем и панцирь из металлических пластин, с красным щитом на левой руке и с мечом на поясе. Следом за Олегом выехали воеводы на разномастных лошадях, кольчуги и шлемы на них влажно поблескивали, облитые дождевыми струями. Затем с глухим дробным топотом прошла конная дружина, чуть склоняя копья в воротном проеме, похожем на тоннель, проложенном во чреве высокого крепостного вала. Следом за конницей из тесноты городских улиц хлынула на равнину пешая рать. Возглавляемые Олегом рязанцы мигом затерялись в сырой промозглой ночи, устремившись к деревне Соколовке, близ которой разбили лагерь непрошеные гости из Степи.

Другой отряд рязанского войска под началом боярина Громобоя вышел из города через Глебовские ворота, двинувшись в полной тишине к татарскому стану у реки Трубеж. В полку Громобоя было пять сотен конников и полторы тысячи пешцев.