Оле, тореро! - [31]

— Он умер сразу?

— Думаю, да.

Она с сожалением покачала головой.

— Значит, у него не было времени покаяться и получить отпущение грехов.

— В чем каяться? Какое отпущение?

— Все мы должны за что-то просить у Бога прощения, Эстебан.

Консепсьон говорила, а я вглядывался в ее лицо. Ни слезинки, ни тени скорби.

— Луис выступал очень хорошо… — продолжала она, — немного хуже, чем с первым быком, — как всегда, но все же вполне достойно, и получил ухо. Так что беспокоиться о дальнейшей карьере нечего.

Вот и все, что Консепсьон нашла нужным сказать над телом Хорхе Гарсии, товарища своего мужа. Я так возмутился, что почти крикнул, указывая на мертвого:

— Ему тоже больше не о чем беспокоиться! И если бы Луис, вместо того чтобы глазеть на публику, следил за работой Хорхе (а это, между прочим, его долг), то заметил бы что-то необычное, успел вовремя вмешаться и, быть может, спас своего бандерильеро. Но на это тебе наплевать!

У нее дрогнули губы. При желании это можно было принять за улыбку.

— Эстебан… Когда погиб Пакито, Луис ведь тоже не успел прийти на помощь вовремя, но тогда ты счел это естественным. Что же теперь ты так возмущаешься из-за Гарсии?

Несмотря на то что Луис выступил блестяще, мы уезжали из Сантандера с тяжелым сердцем. Один из ребят, нанятых Мачасеро, заменил Гарсию. Но это не вызвало у Луиса ни радости, ни печали. Лишь толстый Алоха, наш основной пикадор, оставался невозмутимо спокойным. И вовсе не потому, что не жалел о гибели товарища, и не от душевной черствости — просто он был по натуре фаталистом.

— Что ж вы хотите, — говорил Рафаэль, — такова наша работа.

Незадолго до нашего отъезда зашел попрощаться дон Фелипе. Он поднялся в мою комйату, когда я заканчивал одеваться. Рибальта, Ламорильо, Алоха и я собирались ехать прямо в Мадрид, а Луис с Консепсьон отправлялись наслаждаться заслуженным отдыхом в Альсиру.

— Мне очень жаль Хорхе Гарсию, дон Эстебан… Славный был парень…

— Да, дон Фелипе, очень славный. А я еще чувствую себя виноватым в его смерти. Всю ночь сегодня не спал.

— И в чем же ваша вина?

— Хорхе покончил с быками… Ему не очень сладко жилось в Чамартине, но зато спокойно… Мне пришлось долго уговаривать его вернуться. Что теперь будет с женой и детьми?

— Ну, имея триста тысяч песет…

— Деньги, дон Фелипе, не заменят всего.

— Конечно, а кроме того, я предвижу некоторые сложности с выплатой.

— В самом деле?

— Боже мой, дон Эстебан, ведь вы должны понимать, что моя фирма не слишком обрадуется. Они получили всего один взнос, а сумма страховки огромна.

— Отвечу вам, как Алоха: таково ремесло — без риска не обойтись.

— Разумеется. И деньги были бы выплачены немедленно, если бы не кое-какие более чем странные обстоятельства, сопровождавшие смерть Гарсии. Меня, признаться, это очень смущает.

— Однако бык далеко не в первый раз расправляется с тореро…

— Несомненно, зато я уверен, что впервые тореро так подставился быку, как это сделал Гарсия… Мы не оплачиваем самоубийства, дон Эстебан, это черным по белому записано в полисе.

Я начал по-настоящему сердиться и, подойдя к гостю, отчеканил, глядя ему в глаза:

— Я всегда считал вас порядочным человеком, сеньор Марвин. Даю вам честное слово, что Хорхе и не думал кончать с собой. Если вы ищете лазейку, чтобы не…

Движением руки он заставил меня замолчать.

— Осторожно, сеньор! Вы рискуете произнести слова, которых я не смогу ни забыть, ни простить.

— Прошу прощения.

— Дон Эстебан, я думаю, вы, как и я, как и все, не могли не заметить всей странности поведения Гарсии?

— Это верно.

— Рад слышать. Тогда согласитесь, что в подобных обстоятельствах я не могу позволить своей компании выплатить триста тысяч песет, не прояснив дела.

— Чем я могу вам помочь?

— Для начала скажите: на что походило поведение Гарсии на арене?

— Что?.. Не знаю… он будто отрешился от всего на свете… и вел себя, как…

— Как кто?

— Быть может, как сомнамбула?..

— Этого-то слова я и ждал. Сомнамбула! И почему же Гарсия вел себя, как сомнамбула?

— Честно говоря, не знаю. Возможно, ему хотелось спать? Но послушайте, это было бы совершенно необъяснимо! Профессиональный тореро не засыпает во время боя с быком!

— В некоторых случаях такое возможно.

— Клянусь Макареной, мне было бы очень любопытно узнать, в каких именно.

— Когда человек накачан снотворным, дон Эстебан!

— Подумайте, что вы говорите, дон Фелипе!

— Я накопил немалый опыт в этой области… До того как прийти в страховую компанию, я долго работал в уголовной полиции. А поэтому могу почти с полной уверенностью заявить, что Гарсия погиб от какого-то снадобья.

— Вы хотите сказать, что он был наркоманом?

— Нет, но принял снотворное.

— Сно… в конце-то концов, это просто смехотворно! Какого черта? Зачем Хорхе стал бы глотать снотворное перед боем? Он ведь все-таки не сошел с ума!

— Гарсия сделал это не по собственной воле, дон Эстебан, ему что-то подсунули без его ведома.

Я смотрел на собеседника с меньшим удивлением, чем он мог бы ожидать, ибо со дня смерти Гарсии предчувствовал, что произошло что-то ужасное, неведомое никому из нас.

— Но в таком случае… — пробормотал я, — это… это…

— Преступление, дон Эстебан. И, кстати, куда девался термос, после того как вы налили Гарсии кофе?